Владыка башни
Шрифт:
«Воларский. Я говорил во сне на воларском».
— После войны мне пришлось немало попутешествовать, — объяснил он.
— Хорош вилять. — Давока остановилась и в упор посмотрела на него. — Ты знаешь этих людей. Празднование твоего возвращения обернулось смертью и огнём. А теперь ты во сне болтаешь на их языке. Ты в чём-то замешан.
— Я — брат Шестого ордена, преданный слуга Веры и Королевства.
— У моего народа есть такое слово — гарвиш. Знаешь, что оно означает?
Френтис покачал головой, глядя, как она сжимает своё копьё,
— Тот, кто убивает без цели. Не воин, не охотник. Убийца. Так вот, я смотрю на тебя и вижу гарвиша.
— У меня всегда были цели, — возразил он. «Просто не всегда — мои собственные».
— Что случилось с моей королевой? — требовательно спросила она, стискивая древко.
— Она была твоей подругой?
Губы лоначки искривились, словно от затаённой боли. «Она тоже чувствует вину», — догадался Френтис.
— Она сделалась мне сестрой, — ответила Давока.
— Тогда я скорблю о ней вместе с тобой. А что там произошло, я уже рассказывал. Убийца поджёг принцессу, и та убежала.
— Убийца, которого видел только ты.
«Любимый...»
— Убийца, которого я убил.
— Ну хорошо — убийца, которого видел лишь ты и ты убил.
— В чём ты меня подозреваешь? Что я — шпион? Зачем тогда мне было выводить тебя с пацаном из дворца и шастать теперь по лесу?
Давока немного расслабилась, перестав сжимать копьё.
— Все равно я уверена, что ты — гарвиш. Ладно, посмотрим ещё.
Они прошли на восток пять сотен шагов и повернули на север, описав широкую дугу. Деревья начали редеть.
— Ты хорошо знаешь этот лес? — спросила лоначка.
— Мы часто приходили сюда во время уроков, но никогда не забирались в самую чащу. Думаю, даже королевские лесничие никогда не заходили настолько глубоко. Рассказывают, что отсюда многие не возвращаются. Лес их затягивает, и они ходят кругами, пока не умрут с голоду.
— В горах, — сердито буркнула Давока, — всё на виду. А здесь — сплошные заросли.
Они разом остановились, услышав отдалённый, но отчётливый звук. Ошибиться было невозможно: кто-то вопил от боли. Они переглянулись.
— Мы рискуем раскрыть наше убежище, — сказала Давока.
— Война — это всегда риск. — Френтис наложил на тетиву стрелу и побежал.
Пока они бежали, крики сменились жалобным плачем, затем — кошмарной какофонией хриплых рыков, эхом отозвавшихся в памяти Френтиса. Он перешёл на шаг и присел за густыми кустами. Поднял руку, показывая, чтобы Давока остановилась, осторожно высунулся, принюхался. Резкий запах будил всё новые воспоминания. «Мы с подветренной стороны, — подумал он. — Это хорошо».
Лёг на землю и пополз вперёд. Давока ползла рядом, двигаясь ловко и скрытно. Наконец он увидел то, чего и ожидал. Пёс был огромен, выше трёх футов в холке, мускулистый, с широкой тупой мордой, уши маленькие и плотно прилегающие к черепу. Он что-то с рычанием пожирал, временами огрызаясь на трёх других собак, вертевшихся рядом. С его клыков текла кровь.
«Меченый!» — подумал Френтис, но тут же сообразил, это чушь. Пёс казался мельче, и шрамов на морде, из-за которых получил своё прозвище его старый знакомец, было не так много. Френтис часто думал о судьбе Меченого, но полагал, что, после того как Ваэлин пожертвовал собой под Линешем, собака либо сбежала, либо убита. В любом случае, где бы ни находился сейчас Меченый, этот пёс им не был. Просто какой-то другой воларский травильный пёс, наверняка вожак стаи, только что убивший кого-то.
— Прошу вас! — послышалось откуда-то сверху.
Френтис поднял голову. Из тёмной листвы дуба, росшего неподалеку, выглядывало бледное девичье лицо с широко распахнутыми круглыми глазами.
Вожак отвлёкся от еды, гавкнул, опустил морду и начал принюхиваться, раздувая ноздри. Из его пасти свисал розово-красный лоскут. Присмотревшись, Френтис разглядел человеческое ухо.
— Умоляю! — снова вскрикнула девушка.
Пёс хрипло залаял, стая сгрудилась вокруг него, и собаки потрусили к дубу, который стоял всего в пятнадцати шагах от того места, где прятались Френтис с Давокой. Дуб был стар и высок, с толстым корявым стволом. Не лучшая защита от воларских травильных псов. Однажды Френтис видел, как Меченый с разбегу прыгнул чуть ли не до половины высоты берёзы.
Приподнявшись, Френтис огляделся. «Воларцев не видно. Пока. Но вскоре они явятся взглянуть, кого загрызли их псы».
— Не давай им приблизиться, — сказал он Давоке и встал на ноги.
Дождавшись, когда первый пёс прыгнет на ствол, он выстрелил ему в спину. Зверь с тонким визгом свалился на землю. Остальные повернулись к новому врагу и зарычали. Вожак бросился прямо к нему, прочие начали заходить слева и справа, окружая их с Давокой со всех сторон. «Меченый был так же умён», — вспомнил Френтис.
Он тщательно прицелился, подождал, пока вожак не приблизится, и всадил стрелу точно ему в глаз. Зверь набрал такой разгон, что продолжал какое-то время бежать со стрелой в мозгу, затем лапы отказали, и он рухнул у ног Френтиса. Перепрыгнув через труп, Френтис отбросил лук, выхватил меч и ударил по носу пса, подбиравшегося сбоку. Собака попятилась, затрясла головой, продолжая рычать от ярости, и упала, пронзённая копьём Давоки.
Лоначка вытянула копьё и повернулась к последнему псу. Тот застыл на месте, словно в замешательстве, затем, глядя на подходящую Давоку, присел.
— Подожди! — крикнул Френтис, но было поздно: копьё пронзило псу горло.
— Странно, — заметила она, вытирая остриё о собачью шкуру. — Сначала кидается на тебя, как бешеная горная обезьяна, а потом шлёпается на пузо, будто щенок.
— Это... в их характере, — пояснил Френтис.
Девушка спрыгнула с ветки, со стуком ударилась о землю босыми ногами и кинулась к ним, в глазах всё ещё плескался ужас. Ей было лет четырнадцать. В элегантном, но испачканном грязью платье, волосы уложены в причёску, обычную для аристократии.