Владыка башни
Шрифт:
— Её привлекли твои волосы, королева, — послышался голос Давоки — она сидела на соседней кровати в одной набедренной повязке. — У лонаков не бывает волос цвета золота.
Лирна отбросила меховые покрывала и со стоном спустила ноги с кровати: тело болело все целиком, от макушки до кончиков пальцев на ногах. Давока поднялась, налила в чашку воды и поднесла к губам принцессы. Обнажённая Давока производила сильное впечатление: рельефные мышцы, кожа в узоре из татуировок и шрамов. Когда Лирна напилась, лоначка отставила чашку и потрогала ладонью
— Лихорадка прошла. Это хорошо.
— Сколько времени мы уже здесь?
— Три дня.
Лирна осмотрелась. Каменные стены были увешаны козьими шкурами и плетёнными из кожи и резного дерева шпалерами: на некоторых были изображены животные и люди, на других — что-то совсем незнакомое и непонятное.
— Это женский дом, — объяснила Давока, переходя на лонакский. — Здесь принимают роды, и мужчинам сюда путь заказан.
Лирна почувствовала, что кто-то тянет её за волосы, и оглянулась. Девочка перебирала в пальчиках золотистые пряди. Глаза ребёнка сияли восхищением.
— Как тебя зовут? — с улыбкой спросила она по-лонакски.
— Ане’ла сер Альтурк, — ответила девочка, вскидывая голову. «Дочь Альтурка», — перевела Лирна.
— У неё ещё нет имени, — сказала Давока, жестом отсылая девочку прочь. Малышка перебралась в угол и села на пол, не сводя глаз с принцессы. Давока достала из мешка фляжку и протянула Лирне. Та принюхалась.
— Красноцвет...
— Он заберёт твою боль.
Лирна замотала головой и отдала фляжку обратно.
— Те, кто пьёт красноцвет, становятся его рабами.
Давока нахмурилась, потом рассмеялась и отпила глоток.
— Королева любит усложнять себе жизнь. Я это ясно вижу.
Встав с кровати, Лирна сделала несколько неуверенных шажков. Воздух приятно холодил обнажённую кожу.
— А где брат Соллис и остальные? — спросила она.
— Они невредимы, но их держат за пределами деревни. С ними говорил лишь Альтурк, и то постольку поскольку.
— Он староста этой деревни?
— Глава клана Серых Соколов. В его подчинении свыше двадцати поселений и все их военные отряды. Больше разве что у самой Малессы.
— Ты ему доверяешь?
— Он никогда не подвергал сомнению решения Горы.
— Но будет ли он и впредь подчиняться этому решению? — спросила Лирна, уловив тень сомнения в тоне Давоки.
— Он всю жизнь воевал против твоего племени, проливая кровь и теряя родичей из-за твоих богомерзких братьев. Наши люди ненавидят вас с пелёнок. Думаешь, она, — Давока кивнула на девочку, — не испытывает к тебе ненависти? Скорее всего, её прислали сюда шпионить за нами.
— И все же Малесса предложила мир. Даже ценой раскола своего племени.
— Слово, исходящее с Горы, не подлежит сомнению. — Давока вдруг кинула глиняный горшок в сидящую девочку, заставив ту стремглав выскочить из комнаты. — Так и передай своему отцу! — крикнула она ей вслед, затем, повернувшись к Лирне, пробежалась взглядом по её обнажённому телу. — Ты слишком отощала. Тебе надо больше есть.
Следующие три дня Лирна провела в женском доме, питаясь тем, что готовила Давока, и набираясь сил. Затем ей было позволено покинуть дом и пройти несколько шагов — туда, где стояли два лонакских воина. Она вежливо поприветствовала их, но в ответ получила лишь угрюмое молчание. Давока не отходила от неё ни на шаг и не выпускала из рук оружия. На дальнем конце деревни, рядом с небольшой каменной хижиной, она заметила Соллиса и Иверна. Те, окружённые дюжиной воинов, проводили тренировочный бой на мечах. Она махнула им, и брат-командор, заметив принцессу, коротко отсалютовал ей мечом. Его примеру последовал Иверы, но этот, судя по бликам солнца на стали, махал мечом более энергично. Она рассмеялась и склонила голову в знак уважения.
Несмотря на то что Давока постоянно выгоняла девочку из комнаты, дочь Альтурка возвращалась вновь и вновь, не сводя с принцессы своих голубых глазищ. Лирна показала ей, как она расчёсывает волосы черепаховым гребнем бедняжки Нирсы, и ребёнка это совершенно заворожило.
— У тебя есть братья и сестры? — спросила её Лирна. Она сидела на кровати, а девочка расчёсывала её влажные после мытья кудри.
— Кермана, — ответила та. «То есть столько, что и не сосчитать». — И десять матерей.
— Десять — это много, — сказала Лирна.
— Было одиннадцать, но одна решила уйти в сентары, и Альтурк убил её.
— Как это грустно.
— Вовсе нет. Она меня вечно била.
— Наверняка её родная мать, — заметила Давока. — Родные всегда бьют чаще.
— А у тебя сколько матерей, королева? — Как и Давока, девочка отказывалась понимать разницу между королевой и принцессой.
— Всего одна.
— Она тебя тоже била?
— Нет. Она умерла, когда я была совсем маленькой. Я почти её не помню.
— А она умерла на охоте или в бою?
— Просто заболела и умерла, — ответила Лирна. «Как и отец. Только она — слишком рано, а он — слишком поздно».
В дверном проёме появилась женщина, довольно молодая, но выглядевшая не менее грозно, чем воины, стоявшие снаружи на страже. По словам Давоки, это была старшая дочь Альтурка. Женщина приносила им еду и дрова, выполняя свои обязанности с непроницаемым выражением лица.
— Сегодня вечером ты должна отвести мерим-гер к огню Талессы, — сказала она Давоке.
Скользнула взглядом по Лирне, заметила свою младшую сестрёнку, возившуюся с волосами принцессы, и что-то коротко скомандовала девочке. Та скорчила гримаску, но подчинилась. Сползла с кровати и встала рядом с женщиной.
— Верни это, — приказала та, увидев в её руках гребень.
— Пусть оставит себе, — возразила Лирна. — Как... королевский дар.
— В её жилах кровь Альтурка, ей не нужны твои дары, — рявкнула женщина и принялась вырывать гребешок из руки девочки. Та страдальчески всхлипнула.