Власов: Восхождение на эшафот
Шрифт:
— Мы, господин рейхсфюрер, допускали огромную ошибку, унижая и истребляя население оккупированных нами русских территорий. Подавляющее большинство его действительно ненавидело коммунистов и не желало возвращения советской власти. Будь мы осмотрительнее и дальновиднее — давно сумели бы превратить начатую нами войну в гражданскую войну России.
— Уверены, что таких было большинство, штандартенфюрер?
— Во всяком случае, потенциально. Речь идет о населении, которое изначально считало нас избавителями от коммунистических варваров, разрушивших тысячи храмов, истребивших в концлагерях десятки тысяч их земляков, сославших под видом кулаков в Сибирь наиболее трудолюбивую часть крестьян. Оставшееся население являлось нашим естественным союзником — это, на мой взгляд, бесспорно.
— Я погрешил бы против истины, полковник, если бы признал, что вы открыли для меня некую высшую истину, которой мы все, генералитет СС и руководство рейха, постичь были не в состоянии.
— Но я и не претендую на роль мессии, — грубоватое, далеко не аристократическое лицо д’Алькена слегка побледнело, однако он все же сумел сдержаться. Штандартенфюрер давно готовился к этому разговору, рассчитывал на него и обрадовался, узнав, что Гиммлер назначил встречу не в своем кабинете, а здесь, в этом романтическом уголке, вдали от скрытых магнитофонов.
— На что же вы тогда претендуете, наш восточный паломник?
— Это интересует многих, господин рейхсфюрер. Многим непонятно, с какой стати я вдруг отстаиваю власовское движение.
Почему пытаюсь оживить его, взбодрить, используя при этом не только свою газету, но и личные связи.
— Не тщитесь, штандартенфюрер, во «враги народа», подобно тому, как это делает со своими вольнодумцами Сталин, вас все равно не зачислят. В героях послевоенной Германии вам тоже не ходить. Так и останетесь «редактором одиозной эсэсовской газетенки», как вас именуют по ту сторону Ла-Манша, — улыбку, которая вырисовывалась на лице Гиммлера, действительно можно было бы считать таковой, если бы только это лицо не принадлежало Гиммлеру. — То, что вы — яростный сторонник генерала Власова, мне уже понятно. Непонятно другое — за что вы его так возлюбили?
— Это любовь не к русскому генералу, а к Германии. Бросив на русские штыки сотни тысяч бывших русских пленных, мы спасем сотни тысяч арийцев.
— Но испоганим саму идею арийского господства, ради которой, собственно, все это и затевалось. Такой поворот мыслей вас никогда не увлекал?
— Но всякий раз побеждало желание облегчить участь наших солдат. Не следует забывать, что за первые шесть месяцев войны в нашем плену оказалось три миллиона девятьсот тысяч советских солдат и офицеров! [32] Напомню вам данные, полученные мною из штаба Верховного командования. На август 1943 года под знаменами фюрера сражались сформированные исключительно из русских один полк, семьдесят восемь отдельных батальонов и сто двадцать две отдельные роты. Кроме этого, до двухсот двадцати тысяч бывших советских воинов числятся сейчас в качестве добровольных помощников при наших артиллерийских частях.
32
Эта цифра подтверждается как немецкими, так и советскими источниками.
Это реальный исторический факт.
«Коба» — подпольная революционная кличка Сталина.
— Кажется, из расчета четыре-пять русских добровольных помощников на одного артиллериста? — благодушно развел руками Гиммлер.
— Именно так. Добавьте к этому числу шестьдесят тысяч русских, которые служат в различных охранных ротах и командах, да сорок семь тысяч, которые, как уведомил меня полковник Шерф, занимающийся проблемами транспорта, «безо всякого надзора со стороны надсмотрщиков и полиции, трудятся на железной дороге». Словом, нам не составило бы никакого труда сформировать трехсоттысячную Русскую Освободительную Армию.
В течение нескольких минут Гиммлер задумчиво всматривался в озерный плес, а затем произнес:
— И все же… Если бы не моя вера, что вы, штандартенфюрер, руководствуетесь состраданием к Германии, а отнюдь не к Власову, вы давно сменили бы свой франтовской мундир на скромное лагерное одеяние.
— После вашего откровения, господин рейхсфюрер, мне сам Бог велел быть предельно откровенным. Известно, что Власов добивается встречи с вами.
— Как и с фюрером.
— Однако фюрер вряд ли согласится принять русского генерала, поскольку ему трудно будет отречься от предубеждений относительно Русской Освободительной Армии, которые уже давно стали общеизвестными. Но было бы неплохо, если бы приняли его вы.
— Ну, допустим, приму…
— Тогда власовское движение стало бы приобретением СС, а не ведомства Розенберга. А то, что окончательно отказаться от власовцев мы не можем, ибо не то время, — уже ясно. Так что мы, в конце концов, теряем? Создавая полноценную русскую армию, мы получаем новых солдат, меняем отношение к себе славянского населения России, не говоря уже об отношении многих европейских политиков. Поскольку Власов — это ведь борьба не с целью захвата России, а с целью освобождения ее народов и всего мира от коммунистической чумы… Для меня как журналиста совершенно очевидно, что политическая выгода от нашей лояльности к власовцам еще более важна, чем сугубо военная.
— Но ведь вам известно, что в свое время я назвал Власова «большевистским подмастерьем мясника» [33] .
— И при этом запретили мне каким бы то ни было образом поддерживать генерала и пропагандировать его воинские подразделения.
— Неужели я так низко пал? — иронично осклабился Гиммлер.
— Однако взгляды свои мы должны менять в соответствии с ситуацией и общей обстановкой. Хотя понятно, что Сталин — если только он узнал об этом высказывании — не в восторге от возведения его в ранг мясника.
33
Это реальный исторический факт.
— Скорцени называет его проще — «Кровавым Кобой», — презрительно поморщился рейхсфюрер СС.
— Он всего лишь повторяет кличку, которой этого «вождя всех времен и народов» давно наделили сами русские, исходя из подпольной клички самого Сталина [34] .
— Однако оставим в покое этого… Кобу и обратимся к нашей действительности. Как вы себе представляете развитие русского движения в Германии, штандартенфюрер?
— Оно не будет иметь никакого влияния, пока мы не создадим русскую армию хотя бы в составе двух-трех стрелковых дивизий, с полком авиации и прочими приданными и вспомогательными частями. Это сразу же поднимет авторитет Власова и среди пленных, и среди будущих дезертиров. Кстати, во время операции «Зильберштрайф» [35] мы добились достаточно большого потока перебежчиков. Но сейчас он резко сократился.
34
«Коба» — подпольная революционная кличка Сталина.
35
Пропагандистская операция «Зильберштрайф» была развернута в мае 1943 года с целью вызвать массовое дезертирство из рядов Красной Армии. Новинкой ее было то, что в листовках уже прямо говорилось о создании Русской Освободительной Армии, которая должна будет вместе с войсками рейха окончательно освободить народы России от коммунистов и способствовать созданию свободной России.
Эти слова были сказаны генералом Власовым в августе 1942-го, во время его пребывания в лагере военнопленных под Винницей.
— А когда и в какой войне было такое, чтобы солдаты бежали из армии, которая наступает, в армию, которая терпит поражение? — пожал плечами Гиммлер.
— И все же поток перебежчиков уменьшается не только потому, что наши войска временно отступают. Просто русские солдаты не видят по ту сторону линии фронта полноценных частей власовской освободительной армии, не видят силы, которая способна будет заменить вермахт и возглавить сопротивление вконец распоясавшимся коммунистам, — вот в чем проблема!