Власов: Восхождение на эшафот
Шрифт:
А еще Власов помнил, что Хейди тоже родилась в России. Она происходила из семьи русских немцев, которая в начале Первой мировой очень своевременно и спасительно оставила Россию, увезя оттуда Хейди еще девчушкой. И вот теперь эта русская немка намеревалась вернуться на свою вторую родину в ипостаси правительницы.
— Завтра же нужно заказать мундир, чтобы вы представали перед немецкими офицерами в облике генерала вермахта.
— Меня вполне устраивает тот мундир, в котором я сейчас нахожусь.
— То есть вам претит обмундировываться так, как положено?..
— Я —
— Почему же тогда выгладите, как вольнонаемный из вчерашних военнопленных? — заметно окрысилась Хейди. — Тогда уж пошейте себе такой мундир, в каких все еще щеголяют некоторые русские офицеры из белоэмигрантов.
— Я подумаю, не будем ссориться из-за пустяков.
— Это не пустяки. Я забочусь о том, чтобы вы достойно выглядели на любом генеральском собрании рейха.
«Похоже, что, прежде чем допустить эту женщину к моим объятиям, капитан Штрик-Штрикфельдт основательно потрудился и над ее военно-политическим кругозором, и над „мундирным вкусом“, — с легкой ревностью подумал командарм. — Такое впечатление, что сегодня передо мной предстала совершенно иная женщина, абсолютно не похожая на ту, которую я знал с первого дня появления в „Горной долине“».
— Постараюсь оценить вашу заботу, Хейди, но…
Власов не договорил — откуда-то из-за горного хребта до слуха его донесся гул авиационных двигателей. По характерному «подвыванию» моторов генерал сразу же определил, что это идут тяжелые бомбардировщики союзников. Поскольку самолеты прорывались в долину через высокий перевал, возникала иллюзия того, что над санаторием они возникали внезапно, словно материализовывались из вечерних сумерек. На этом участке самолеты появлялись не впервые, но всякий раз их «летающие крепости» проходили в промежутке между санаторием и городком, причем пока что ни одна бомба на санаторные корпуса не упала, и лишь однажды пилоты с какой-то стати набросились на ближайшую, северную, окраину городка.
Сегодня они тоже проходили довольно низко, волна за волной, заставляя само здание содрогаться, а все, что находилось внутри комнаты, — потрескивать и дребезжать, как при небольшом землетрясении, наподобие тех, которые Андрею приходилось переживать во время службы в Китае. Когда наконец прошла последняя волна, генерал обнаружил, что Хейди, укутавшись в простыню, стоит, прижимаясь к нему всем телом.
— Впрочем, знаете, черт с ним, с этим мундиром, — неожиданно произнесла она по-русски, хотя и с заметным немецким акцентом, — ходите, в чем вам хочется, мой генерал генералов, только постарайтесь уцелеть.
«Вот так-то оно лучше! — проворчал про себя генерал. — А то мундир ей не нравится! Бабы — они везде бабы».
Вернувшись к себе в номер, сидя в кресле у окна, за которым опускала бархатный занавес теплая баварская ночь, генерал размышлял о превратностях судьбы, время от времени прерывая мысленные исповеди, чтобы вспомнить о Хейди. О женщине, с которой он познавал сладость райского греха и которая, очевидно, стала единственным человеком, верящим
36
После обеда, когда одни пациенты «Горной долины» собирались подремать, другие — искупаться в озере или позагорать на его каменистых берегах, в санатории появился офицер гестапо в сопровождении троих солдат. Гауптштурмфюрер слишком долго беседовал о чем-то с доктором Биленбергом в ее кабинете, заставив Власова в течение какого-то времени нервно дожидаться очереди в тесноватой приемной, затем приказал вызвать одного из отдыхавших здесь офицеров и, арестовав его прямо на глазах у Хейди, увез в сторону городка.
— Они прошлись по всему списку наших пациентов, — мелко вздрагивая, объяснила потом Хейди, разыскав своевременно скрывшегося в своем люксе Власова. — Это все еще продолжаются аресты, связанные с покушением на фюрера. Безумцы, они покушались на саму Германию и теперь жестоко расплачиваются за это.
— На самого фюрера — так все же будет точнее. А как за это расплачиваются, знаю по сталинским чисткам.
Хейди проглотила какую-то таблетку, запила ее минеральной водой из небольшого кувшинчика и уткнулась Андрею в грудь. Всегда такая решительная, она казалась сейчас генералу маленькой и совершенно беззащитной. Впрочем, как и он сам.
— Этот арестованный, он что, действительно участвовал в заговоре? Гауптштурмфюрер уверен в этом?
— Утверждает, что этот подполковник СС был связан с военным губернатором Франции генералом Штюльпнагелем. Одним из самых опасных и убежденных заговорщиков. — Хейди предложила ему таблетку, но Власов ограничился несколькими глотками минералки прямо из горлышка.
— Мною этот гестаповец тоже интересовался?
— Естественно. Спросил, как ты ведешь себя, встречаешься ли с другими русскими генералами и офицерами.
Власов чуть было не спросил, что она ответила, но вовремя сдержался: это уже не имело значения. Главное, что его не тронули. Обняв Хейди за плечи, генерал усадил ее в кресло, а сам уселся напротив. Почти с минуту они молча смотрели друг на друга.
— Нет, мы не должны сдаваться, генерал, — вдруг решительно тряхнула она волосами. — Лучший способ выжить — это стать недосягаемым. Волна смуты схлынет, и в Берлине, в Ставках фюрера и Гиммлера, опять вернутся к мысли, что с русским фронтом могут совладать только русские.
«А ведь она повторяет слова Штрик-Штрикфельдта», — безошибочно определил генерал. Но от этого они не перестали казаться мудрыми.
— То есть еще до прихода в санаторий гауптштурмфюрер С С знал о том, что я нахожусь здесь? Но получил приказ не привлекать ко мне внимания? — наконец облек Власов мучивший его вопрос в наиболее приемлемую форму.
— Он сказал, что сейчас русским иногда приходится доверять больше, чем некоторым немцам, которые как предатели заслуживают куда более сурового обхождения.