Власть и оппозиции
Шрифт:
В отчёте о поездке в СССР в составе первомайской делегации иностранный коммунист так описывал свои впечатления: «Много крестьян с узелками (в лохмотьях), пришедших или приехавших из деревни. Многие сидят на тротуарах, загромождая своими узлами путь. Они ждут. Чего?.. Когда переводчиков спрашивают, кто эти ободранные, изнемождённые люди, они неизменно отвечают: „Кулаки“». Далее автор письма описывал свой разговор с советским коммунистом. «Все эти люди, которых вы видите слоняющимися по улицам,— говорил тот,— это крестьяне, покинувшие деревню. Не верно, что это только кулаки… Я видел колхозников, совершенно изголодавшихся и в отчаянии, они с тоской рассказывают, как они когда-то молоко пили; я видел изгнанных из колхозов старух и стариков за то, что они не в состоянии выполнить норму… Они продают постепенно всё, что у них есть, чтоб поставить требуемое (речь шла о государственных поставках, которым был придан
Называя массовый голод и другие бедствия, постигшие крестьянство, непосредственными результатами сталинских методов коллективизации, Троцкий писал, что «гибель людей — от голода, холода, эпидемий, репрессий — к сожалению, не подсчитана с такой точностью, как гибель скота; но она также исчисляется миллионами [814]. Вина за эти жертвы ложится не на коллективизацию, а на слепые, азартные и насильнические методы её проведения» [815].
Отмечая, что «никогда ещё дыхание смерти не носилось так непосредственно над территорией Октябрьской революции, как в годы сплошной коллективизации», Троцкий перечислял наиболее страшные сталинские акции и их разрушительные последствия: «Недовольство, неуверенность, ожесточение разъедали страну. Расстройство денежной системы; нагромождение твёрдых цен, „конвенционных“ и цен вольного рынка; переход от подобия торговли между государством и крестьянством к хлебному, мясному и молочному налогам; борьба не на жизнь, а на смерть с массовыми хищениями колхозного имущества и с массовым укрывательством таких хищений; чисто военная мобилизация партии для борьбы с кулацким саботажем после „ликвидации“ кулачества как класса; одновременно с этим: возвращение к карточной системе и голодному пайку, наконец, восстановление паспортной системы — все эти меры возродили в стране атмосферу, казалось, давно уже законченной гражданской войны» [816].
Троцкий неоднократно подчеркивал, что деревню постигли наиболее тяжёлые последствия сталинского авантюристического курса, продолжавшегося на протяжении всей первой пятилетки, и что насильственная коллективизация нанесла огромное поражение делу социализма. Не менее страшным поражением мирового коммунистического движения он считал захват власти в Германии фашизмом, путь которому был проложен сектантской политикой сталинизированного Коминтерна.
XLIX
Теория «социал-фашизма» и приход к власти Гитлера
С конца 20-х годов Сталин осуществил авантюристический ультралевый поворот не только внутри страны, но и в международном коммунистическом движении, которому была навязана т. н. «теория третьего периода». В соответствии с этой «теорией», после Октябрьской революции, вслед за «первым периодом» (революционный подъём 1918—1923 годов) и вторым периодом (относительная стабилизация капитализма в 1924—1928 годах) наступил период непосредственных революционных боёв за установление диктатуры пролетариата в капиталистических странах.
С этой теорией, обещавшей скорый и окончательный крах капитализма, была связана активизация тезиса о «социал-фашизме» как главной силе, задерживающей этот крах путём торможения боевой активности рабочего класса. В октябре 1928 года Сталин обвинил коммунистов, оспаривавших сектантский лозунг «класс против класса» или не желавших заострять вопрос о борьбе с левой социал-демократией, в стремлении «приспособить коммунизм к социал-демократизму» [817].
В резолюции X пленума ИККИ (июль 1929 года) «социал-фашизм» был объявлен «особой формой фашизма в странах с сильными социал-демократическими партиями» [818]. Редактируя документы пленума, Сталин внёс в них следующее добавление: «Пленум ИККИ предлагает обратить особое внимание на усиление борьбы против „левого“ крыла социал-демократии, задерживающего процесс распада соц.-демократии путём сеяния иллюзий об оппозиционности этого крыла к политике руководящих с.-дем. инстанций, а на деле всемерно поддерживающего политику соц.-фашизма» [819]. Такая установка была ложной уже в силу того, что никакого «распада» социал-демократии не происходило. В 1928 году компартии капиталистических стран насчитывали в своих рядах 583 тыс. чел. (в 1921 году — 1 млн. 516 тыс., т. е. почти втрое больше), тогда как партии Социалистического Интернационала — 6 млн. 637 тыс. чел., на 350 тыс. больше, чем в 1923 году.
Честные коммунисты, наблюдавшие реальную расстановку политических сил в капиталистических странах, указывали Сталину на абсурдность отождествления
Установка на нанесение главного удара по социал-демократии и особенно по её левым элементам как «маскирующимся» и поэтому более опасным врагам рабочего класса, чем его открытые враги — фашисты, была закреплена на XVI съезде ВКП(б), где Молотов выдвинул задачу «всемерного отпора наступающему фашизму и социал-фашизму» [821]. Несколькими месяцами ранее Сталин вписал в проект первомайского воззвания ИККИ слова о том, что против Советского Союза готовят интервенцию не только капиталистические государства, но «и их прислужники из лагеря социал-демократов…» [822].
XI пленум ИККИ (март — апрель 1931 года) охарактеризовал развитие социал-демократии как «непрерывный процесс эволюции к фашизму», и назвал социал-демократические партии «активным фактором и проводником фашизации капиталистического государства» [823]. В проект тезисов доклада Мануильского на XI пленуме Сталин вписал: «Разоблачение социал-демократии, разоблачение II Интернационала, высвобождение рабочих масс из-под влияния социал-демократии, изоляция и преодоление социал-демократии есть очередная задача коммунистических партий, без разрешения которой невозможна успешная борьба пролетариата за свое освобождение от цепей капитализма» [824]. Таким образом, документы Коминтерна исключали всякую возможность союза между коммунистическими и социал-демократическими партиями с целью создания единого рабочего фронта против наступления фашизма.
Разумеется, коммунистов и социал-демократов разделяли очень глубокие политические противоречия, выражавшиеся прежде всего в установке на революционное свержение капиталистического строя у первых и на реформистское «улучшение» капитализма — у вторых. Коммунисты, в том числе левая оппозиция, беспощадно осуждали и предательство вождей II Интернационала в 1914 году, поддержку ими «своих» буржуазных правительств в первой мировой войне, и кровавое подавление в 1918 году социал-демократическими лидерами революционных выступлений немецкого пролетариата, убийство К. Либкнехта и Р. Люксембург, и антибольшевистскую пропаганду, которую вела международная социал-демократия, начиная с первых дней Советской власти. После раскола II Интернационала социал-демократические партии оставались более многочисленными и более влиятельными, чем коммунисты, партиями в большинстве стран Западной Европы. В некоторых из этих стран (например, в Англии, Германии) они стали в 20-е годы правящими партиями и в качестве таковых проводили враждебную политику по отношению к СССР. Наконец, вожди правых социал-демократов, наряду со сталинистами, препятствовали преодолению раскола рабочего движения, руководствуясь своими политическими соображениями: опасениями, что в обстановке левой радикализации масс коммунисты в случае установления единого рабочего фронта перехватят политическую инициативу и укрепят свое влияние среди рабочего класса.
В этих условиях Троцкий оказался единственным деятелем рабочего движения, который понял, что перед лицом угрозы, которую фашизм несёт судьбам человечества, его цивилизации и культуре, противоречия между коммунистами и социал-демократами должны отойти на второй план. Не отказываясь от своих прежних критических оценок социал-реформизма, он повёл непримиримую борьбу против теории «социал-фашизма», дезориентирующей коммунистические партии и изолирующей их от социал-демократических рабочих. Подчеркивая, что фашизм представляет антидемократическую, мракобесную силу, непримиримо враждебную не только коммунистам, но и социал-демократам, он указывал, что руководство Коминтерна, отождествляющее социал-демократию с фашизмом, заменяет революционную политику демагогической бессильной бранью. «Пытаясь одним ударом разрешить задачу овладения массами, VI конгресс усыновил теорию „социал-фашизма“,— писал он в 1930 году.— …В тех странах, где фашизм представляет собою силу, т. е. прежде всего в Италии, затем в Австрии и Германии, социал-демократии не стоит большого труда показать массам не только различие, но и враждебность между нею и фашизмом» [825]. По поводу решений Коминтерна, запрещающих совместные выступления коммунистов и социал-демократов, Троцкий писал: «Как можно отказываться от практических соглашений с реформистами в тех случаях, когда они, например, руководят стачками?.. Столь же невозможно преграждать себе дорогу к практическим соглашениям с реформистами — не только с социал-демократической массой, но во многих случаях и с её вождями… в борьбе против фашизма» [826].