Власть
Шрифт:
— Елька, — Жерен заявился ко мне ближе к полуночи, — надо поговорить.
Я кивнула на кресло рядом. Говорить не хотелось, но я знала Жерена. Он не отстанет. Он такой же настойчивый, как Алис.
— Елька, — заговорил мой друг после того, как разместился в кресле, предварительно подвинув его вплотную к моей постели, — скажи, Аруг был первый человек, которого ты лишила жизни?
Я хотела кивнуть. Но в память настойчиво выдала образы Ариты, Итаны и тех троих несчастных. И я помотала головой из стороны в сторону.
Жерен понимающе угукнул и задумался. А потом медленно, тщательно подбирая слова спросил:
— А ты уверена в этом? Понимаешь, ко мне пришел Алис и рассказал,
— Учили, — кивнула я и добавила, — учили судить, но не убивать невиновных.
Жерен нахмурился. Он склонился ко мне близко-близко и прошептал:
— А с чего ты решила, будто Аруг и его приятели не виновны?
— Может и виновны, — пожала я плечами и выпалила, — но никто не судил их за совершенные преступления! Я убила их только потому, что мне нужен был титул. Понимаешь?!
— Понимаю, — кивнул он. Достал из-за пазухи глиняную фляжку, в которых трактирщики продают вино на вынос, открутил пробку, хлебнул и задумчиво взглянул на меня. — А давай проведем суд прямо сейчас. Я буду обвинителем, а ты судьей.
Я пожала плечами. Понятно же, что за Аругом и его приятелями тянется длинный шлейф преступлений... Хотя Жерен прав, возможно, мне это поможет признать, что я не была не права. И может быть мне станет легче нести эту ношу.
— Давай, — кивнула я.
Жерен протянул мне фляжку, словно закрепляя нашу договоренность, и я совершенно машинально и бездумно взяла ее и сделала глоток.
Крепкое хлебное вино опалило горло. Я поперхнулась и закашлялась, на глазах выступили слезы. В груди жгло, но эта обжигающая боль, внезапно притупила другую. Ту, которая терзала меня все эти дни. И я торопливо хлебнула еще, чувствуя, как огонь пробежал по всему телу, разгоняя кровь и заставляя меня пылать, и замер в желудке, свернувшись там приятным теплым клубком. Перед глазами поплыло. Я несколько дней ничего не ела, поэтому опьянела почти мгновенно.
— Давай, — тряхнула я головой, — говори, господин обвинитель! Суд идет!
«Обвинитель» усмехнулся, отобрал у меня флажку и сделал глоток.
— Я обвиняю Аруга и его приятелей в том, что они сожгли дома добропорядочных горожан, это я имею в виду мой и Гирема, — пояснил он, широко улыбаясь, — подпольную мануфактуру другой добропорядочной горожанки и ее же харчевню, в которой подавали самую вкусную еду в Нижнем городе! Еще они устраивали дебоши в трактирах и избивали гостей, оказавшихся там. Громили лавки купцов, которые отказывались платить им дань, заплаченную накануне. Угрожали купцам сжечь их лавки. Убили Смотрящего за то, что тот не перешел на их сторону и отказался повышать плату для своих шмар. Всей компанией изнасиловали невесту нашего парня, потому что не смог достать его по-другому.
Сначала я воспринимала затею Жерена с судом как шутку. И, опьянев от хлебного вина, готова была посмеяться вместе с ним. Но с каждым словом улыбка пропадала с лица друга. И с моего. Все оказалось гораздо серьезнее, чем я могла бы себе представить.
— И это, Елька, только то, что молодые и дерзкие сделали, на том месте откуда ты их скинула. Я даже не говорю о том, что сам Аруг убийца-наемник, отказавшийся от нашего кодекса чести. Он брал заказы на всех: и на немощных стариков, и на детей... Помнишь пару лет назад убили сынишку городского главы? Как
Мне стало плохо. В ушах зазвучал голос Аруга, которые угрожал моим детям. И я вспомнила, что ни на секунду не усомнилась в том, что этот мерзавец сделает то, что сказал. Я выхватила у Жерена фляжку с хлебным вином, которую он так и держал в руках, и сделала большой глоток.
Пламя снова пронеслось по мне, но в этот раз оно не обжигало, а успокаивало всколыхнувшуюся ярость.
— Ты прав, Жерен. — кивнула я, чувствуя, как заплетается мой язык, и с трудом выговаривая слова, которые хотела сказать, — я не зря уничтожила эту тварь. Его нельзя жалеть, — я глотнула обжигающую жидкость еще раз, уворачиваясь от руки Жерена, пытавшегося отобрать у меня фляжку. — Мне даже жаль, что ты не сказал мне этого раньше. Тогда я не переживала бы так сильно. И, вообще, — я нахмурилась и попыталась строго взглянуть на друга, — почему ты мне не сказал про этот древний обычай? Пусть он и не применялся сто лет, но я же должна была знать, что может прийти Глас и потребовать поединка. И, вообще, кто такой этот Глас? И какого он вылез? Хотел меня убить?
Мой друг тяжело вздохнул, вопросы были не такие простые, и он долго думал, что же мне ответить. А я снова сделала глоток хлебного вина. В голое шумело так сильно, что я почти не слышала, что говорил мне Жерен. Запомнила только, что Глас — это правая рука отца Гирема. И Жерен, когда станет старым и не сможет рулить своей бандой, тоже станет Гласом — человеком, который следит за соблюдением неписанного кодекса чести...
Я валялась в кресле, глядя в потолок, который мягко качался, вызывая тошноту. Стены плясали, а углы кривились, закручиваясь то в одну, то у другую сторону. Обстановка расплывалась, превращаясь в темное пятно, в котором ничего невозможно было различить. Я никогда в жизни не напивалась до такого состояния... ну, кроме, пожалуй, того раза, когда бежала из королевского замка по подземным пещерам.
— Жерен, — позвала я приятеля, лицо которого само собой кривилось и строило мне рожи. От этого хотелось смеяться. Но сначала я должна была узнать кое-что другое. То, что всплыло в моей голове и не давало покоя. — А эта девушка... невеста... которую изнасиловали... этот парень ее бросил, да?
Пятно улыбнулось:
— Орег? Нет, не бросил...
Глава 22
Сеанс психотерапии от Жерена оказался очень эффективным. Я впервые за много дней спокойно заснула, проспала до полудня и встала в отличном настроении. Даже головная боль от похмелья почти не ощущалась.
— Ваша светлость, к вам посетитель из Нижнего города, — сообщила горничная, которую я вызвала, позвонив в колокольчик, — он ждет вас с самого утра, говорит, что у него очень важное дело. Мы не хотели его пускать, но у него записка от господина Жерена.
— Хорошо, — кивнула я и присела к туалетному столику, — причеши меня и помоги одеться. Пора заняться делами, — улыбнулась я своему отражению. И мысленно добавила, что я слишком надолго все забросила. Надо наверстывать.
Когда я вышла в гостиную, то с удивлением увидела сидевшего на диване старика в белых одеждах. Он сидел с идеально прямой спиной, от чего напоминал генерала в отставке, и опирался на длинную сучковатую палку. По этой палке я его и узнала. Сразу захотелось выгнать его из дома... Но я верила Жерену, и если он прислал этого старика, значит я должна поговорить с ним.