Властелин мургов
Шрифт:
– Как знать, море может утихнуть и к вечеру, а может пробесноваться еще несколько дней.
– Я боялся, что ты именно так и скажешь.
Они спешились и вошли в тот самый пролом, которые сами же проделали, покидая корабль.
– Не думаю, что нам удастся чем-то поживиться, - сказал Дарник.
– Наши мешки с провизией насквозь вымокли и еда пришла в негодность, а матросы вряд ли держали в трюме что-нибудь съестное.
Гарион кивнул.
– Но хоть походную кухню тетушки Пол мы можем прихватить? Думаю, она ей понадобится.
Дарник смотрел на мокрые мешки
– Думаю, ты прав, - вздохнул кузнец, - я поищу.
– Коль скоро мы уже здесь, то можем прихватить и оставшиеся в каютах пожитки, - сказал Гарион, - я схожу за ними, а вы с Тофом пока поглядите, не оставили ли нам матросы чего-нибудь путного.
Он осторожно поднялся по разбитым ступенькам на палубу и вскоре уже обходил каюты.
Ему потребовалось около четверти часа на то, чтобы собрать все вещи, которые они в спешке побросали, спасаясь с гибнущего корабля. Он завернул все в кусок парусины и возвратился на палубу, потом сошел на берег и положил свою ношу на мокрый песок.
Из кают-компании показалась голова Дарника.
– У нас не густо, Гарион. Матросы хорошенько тут похозяйничали.
– Придется пустить в дело все, что удалось найти, - ответил Гарион, сощурившись и глядя в хмурое небо, которое стремительно темнело.
– Нам надо поторапливаться.
На закате они достигли вершины холма и осторожно повели лошадей вдоль земляного вала ко входу в подвал. Как только они поравнялись с входом, стемнело окончательно. Внутри было уже тепло и достаточно-светло - пламя успело ярко разгореться. Между колоннами на веревках сохли одеяла и промокшая одежда. От влажной ткани поднимался густой пар.
– Ну как, удачно?
– спросил Шелк.
– Не очень, - признался Гарион.
– Матросы хорошенько поработали.
Дарник и Тоф ввели в поводу лошадей и принялись сгружать тюки.
– Мы нашли мешок фасоли, - объявил кузнец, - и горшок меда. В углу завалялся мешок муки да немного копченой свинины. Матросы бросили ее потому, что она заплесневела, но думаю, можно срезать испорченные края.
– И это все?
– спросила Польгара.
– Боюсь, что да, Польгара, - ответил Дарник.
– Еще мы принесли жаровню и несколько мешков угля - в этих местах, похоже, дрова отыскать нелегко.
Польгара нахмурилась, задумавшись.
– Конечно, это не так уж и много, Польгара, - извиняющимся тоном продолжал кузнец, - но мы сделали все, что могли.
– Мне и этого довольно, дорогой. Я что-нибудь придумаю, - улыбнулась ему Польгара.
– А я прошелся по каютам и собрал одежду, - сказал Гарион, расседлывая лошадь.
– Кое-что даже осталось сухим.
– Хорошо, - ответила Польгара.
– Теперь давайте переоденемся во все сухое, а я подумаю, что можно приготовить поесть.
Шелк с сомнением оглядывал припасы. Вид у него был самый что ни на есть разнесчастный.
– Может, фасолевую размазню?
– Нет, фасоль слишком долго варится, - ответила Польгара.
– А вот мучная похлебка с медом, да еще по ломтику свинины - это то, что надо.
Шелк тяжело вздохнул.
Наутро дождь и град прекратились, но ветер все еще буйствовал на вершине холма, словно силясь вырвать с корнем густую траву. Гарион, завернувшись в плащ, стоял у земляного вала прямо напротив входа в подвал и глядел на пенные гребни волн, лижущих берег. Далеко на юго-востоке небо понемногу светлело и прояснялось, но над заливом по-прежнему нависали тяжелые серые тучи. Ночью прилив еще раз атаковал брошенное судно и окончательно отломил корму, которую унесло в море. На волнах прибоя покачивались безжизненные тела - и Гарион старался не смотреть на бренные останки мургских моряков, которых смыло за борт при первом же ударе о риф.
И тут он увидел несколько кораблей под красными парусами, идущих вдоль южного берега Моря Горанда прямо к остову погибшего корабля.
Бельгарат и Эрионд вышли, приподняв кусок парусины, который еще вечером приладил вместо двери хитроумный Дарник, и присоединились к Гариону.
– Дождь наконец кончился, - объявил Гарион, - да и ветер, похоже, стихает. Но вот новая напасть.
– Он указал на красные паруса, которые неотвратимо приближались.
Бельгарат насупился.
– Как только они увидят разбитый корабль, сразу же высадятся на берег. Думаю, пора нам трогаться.
А Эрионд озирался с тем же странным выражением на лице, что и накануне.
– Здесь мало что переменилось, - отметил он. Потом указал на низенькую, заросшую травой каменную скамью в дальнем конце земляного вала.
– Тут я играл, когда Зедар позволял мне выходить.
– А он часто разговаривал с тобой?
– спросил Бельгарат.
– Лишь изредка, - ответил Эрионд.
– Он вообще предпочитал держать язык за зубами. У него были кое-какие книги, и он почти все время читал.
– Наверное, ты чувствовал себя одиноким, ведь был совсем еще ребенком.
– Мне жилось здесь не так уж и плохо. Я подолгу наблюдал за облаками или за птицами. Весной птички устраивают гнезда прямо под обрывом. Если перегнуться через вал, можно было увидеть, как они снуют туда-сюда. Особенно я любил смотреть на птенчиков, когда они только начинают учиться летать.
– А далеко ли до дороги, ведущей в глубь континента? Ты знаешь ее?
– За день мы вполне можем до нее добраться. Конечно, тогда я был совсем мал и не мог ходить быстро, как взрослый.
Бельгарат кивнул, потом, заслонив глаза рукой, вгляделся в маллорейские суда, движущиеся к берегу.
– Думаю, пора обрадовать остальных. Мы немного выгадаем, пытаясь обороняться здесь от прорвы маллорейских матросов.
На то, чтобы упаковать еще не просохшую одежду и скудный запас провизии и погрузить все это на лошадей, у них ушел примерно час. Потом они один за другим покинули свое убежище и повели лошадей к подножию холма. Гарион заметил, что Эрионд оглянулся с выражением легкой грусти на лице, но тотчас же взял себя в руки и решительно продолжил путь.
– Я знаю дорогу, - сказал Эрионд, - позвольте мне ехать впереди.
– И, улыбнувшись, прибавил: - Мой конь хочет поразмяться.
– И пустил жеребца в галоп.