Властелин мургов
Шрифт:
Шелк уже стоял подле Тофа и вглядывался в туман.
– Где ты был?
– хрипло прошептал он.
Гарион соскочил с коня.
– Нам ведь нужны были лошади, - ответил он, отдавая поводья захваченных в короткой схватке коней великану.
– Это же кони маллорейцев, если судить по сбруе и седлам, - отметил Шелк.
– А где ты их отыскал?
– Всадники ехали мимо лагеря, и я услышал голоса. Они слишком веселились, вспоминая свой недавний визит на мургский хутор.
– И ты даже не пригласил меня к тебе присоединиться?
– обиделся Шелк.
– Прости, - сказал Гарион, -
– Их было четверо?
– спросил Шелк, пересчитав лошадей.
– Еще четыре лошади убежали, испугавшись, я так и не смог их поймать. Но этих вполне достаточно, чтобы возместить наши потери во время кораблекрушения.
– Так их было восьмеро?
– ошарашенно спросил Шелк.
– Я застиг их врасплох. Они даже не оказали сопротивления. Послушай, почему бы нам еще не вздремнуть?
– Знаешь, Гарион, - придирчиво оглядел его драсниец, - тебе не мешало бы умыться, прежде чем лечь. Сенедра - женщина весьма чувствительная и может сильно расстроиться, если поутру увидит тебя, залитого кровью с головы до пят.
Наутро туман стал еще гуще. Холодная молочно-белая пелена объяла оба берега реки, путалась в ветвях плакучих ив и унизывала их каплями, похожими на крупные жемчужины.
– По крайней мере, это для нас дополнительное прикрытие, - заметил Гарион, все еще охваченный странным оцепенением.
– Равно как и для кого-то другого, по ту сторону тумана, - вставил Сади, - или для чего-то другого. У этого леса весьма дурная репутация.
– А насколько он велик?
– Возможно, это самый большой лес в мире, - ответил Сади, приторочивая тюк к спине лошади.
– Он простирается на сотни и сотни лиг.
– И, взглянув в сторону коновязи, он неуверенно спросил: - Это игра моего воображения или за ночь лошадей у нас прибавилось?
– Ночью я случайно наткнулся на нескольких, - уклончиво ответил Гарион.
После завтрака они собрали походную кухню Польгары, сели в седла и поехали по луговине к мрачному лесу, окутанному густым туманом.
Гарион ехал, прислушиваясь к беседе Шелка с Дарником, - они ехали позади.
– Так что же ты вчера вечером поделывал?
– со свойственной ему прямотой спрашивал кузнец.
– Ну, когда нашел Зит в корсаже Лизелль?
– Она собирается написать рапорт Дротику по возвращении, - ответил Шелк.
– А кое-чего ему явно не следует знать. Ну а если мне удастся наладить с нею дружеские отношения, то, возможно, я смогу убедить ее на некоторые вещи посмотреть сквозь пальцы.
– Знаешь, это не слишком-то порядочно. Она же всего-навсего девушка.
– Поверь, Дарник, Лизелль вполне самостоятельная и может о себе позаботиться. Мы с нею затеяли занятную игру. Но признаюсь, наткнуться на Зит в мои планы не входило.
– А драснийцы всегда так забавляются?
– Конечно! Так время летит быстрее. В Драснии зимы долгие и суровые. Игры помогают нам изощрять наш ум и впоследствии преуспевать в делах весьма и весьма серьезных. Гарион!
– вдруг позвал маленький человечек.
– Да?
– Надеюсь, мы объедем то место, где ты... нашел вчера лошадей? Не стоило бы расстраивать дам сразу после завтрака.
– Это во-он там.
– Гарион указал влево.
– О чем это вы?
– спросил Дарник.
– Ну, о лошадях, появившихся у нас ночью. Они принадлежали маллорейским дезертирам, которые развлекаются тем, что разоряют мургские хутора, - беспечно ответил Шелк.
– Гарион позаботился о том, чтобы у них отпала нужда в лошадях.
– О-о, - протянул Дарник. Потом немного поразмышлял и подытожил: - Хорошо.
Когда путники приблизились к опушке, из туманной мути выступили исполинские черные деревья. Листья на них стали коричневыми и сморщились - зима была не за горами. Проезжая под пологом переплетенных ветвей, Гарион пытался определить породы деревьев, но ничего подобного ему никогда прежде видеть не приходилось. Они приняли совершенно фантастические формы, словно в беззвучной мольбе протянув к мрачному небу страдальчески скрюченные ветви. Узловатые стволы сплошь покрывали темные пятна, глубоко въевшиеся в грубую кору, и отметины эти придавали корявым исполинам страшное сходство с уродливыми человеческими лицами, искаженными ужасом: были тут и широко раскрытые глаза, и словно разверстые в крике беззубые рты. Под ногами лошадей шелестели опавшие листья, почерневшие и съежившиеся, а на острых сучьх висели рваные клочья тумана.
Сенедра, содрогнувшись, поплотнее запахнула плащ.
– Нам предстоит проехать через весь этот лес?
– жалобно спросила она.
– А я думал, ты любишь деревья, - улыбнулся Гарион.
– Да, но не такие.
– Она испуганно озиралась.
– В них есть что-то... что-то очень жестокое. Они ненавидят друг друга.
– Ненавидят? Деревья?
– Они сражаются друг с дружкой и, беспощадно расталкивая собратьев, тянутся к свету. Мне не нравится здесь, Гарион.
– А ты попытайся не думать об этом, - посоветовал он.
Путники постепенно углублялись в мрачную чащу. Говорить им отчего-то не хотелось. Все чувствовали себя подавленными мрачной враждебностью, исходящей от этих странных уродливых деревьев, а тьма лишь усиливала тягостное впечатление.
Они сделали краткий привал и наспех перекусили, даже не разводя огня, и вновь тронулись в путь. Вечерело, и туманная полумгла неумолимо сгущалась, скрывая уродливые деревья.
– Думаю, мы проехали достаточно - на сегодня хватит, - сказал наконец Бельгарат.
– Давайте разведем огонь и поставим палатки.
Возможно, воображение Гариона сыграло с ним злую шутку или просто вскрикнула во тьме какая-то хищная птица, но лишь первые языки пламени лизнули сухие сучья, ему почудилось, что деревья вокруг закричали. Это был вопль страха, смешанного с леденящей душу яростью. Он огляделся: изуродованные лица, запечатленные самой природой на узловатых стволах, словно зашевелились в сполохах пламени и безмолвно оскалились, взирая на ненавистный огонь.
После ужина Гарион отошел от костра. Он все еще чувствовал себя каким-то одеревеневшим, словно все его чувства на время замерли. Он обнаружил, что даже не может припомнить подробностей ночной бойни, - ему вспоминались лишь смутные, отрывочные картины: хлещущая кровь в свете факела, всадники, безжизненно соскальзывающие с седел, голова солдата, летящая в туман.