Властелин рек
Шрифт:
В остроге была страшная суета. Всюду горели пламенники, гарнизон был во всеоружии.
— Старшого ко мне! Живо! — ревел купец на весь двор. Старшой прибыл незамедлительно, вытянувшись по струнке перед Строгановым.
— Где Ермак? — шумно сопя, спросил Никита Григорьевич.
— Ушел, — шмыгнув носом, отвечал старшой.
— Как ушел? А стража? Почто не задержали? Как ворота дозволили открыть?
— Повязали они стражу. Сами открыли. Ушли…
— Остолопы! Бестолочи! Псы! — топал ногами Никита Григорьевич. Уже хотел было посылать погоню, но вскоре поостыл,
Почти два месяца минуло с приезда в Орел-городок дружины Ермака. Здесь все это время казаки держались отчужденно от жителей и всего гарнизона. Их словно побаивались, сторонились, только сам Никита Григорьевич Строганов старался казакам всячески угодить, льстиво улыбался каждому, заглядывая в их угрюмые грубые лица. Но договаривался обо всем он только с Ермаком. Подле атамана были всегда носатый Богдан Брязга и чернобородый Иван Кольцо.
Строганов вспоминал минувший день. Он пригласил Ермака, Кольцо и Брязгу отобедать за своим богато уставленным различными яствами столом. Казаки не отказались от трапезы, и Никита Григорьевич, скрывая брезгливость, наблюдал, как они ели руками, набивая полные рты, шумно рыгали, облизывая жирные пальцы или вытирая их о белую скатерть.
— Хорошо ль вам тут живется? Лучше, чем в степи зимовать, ведь? — убеждал их купец.
— Тебе уже сказано было, но ты, видать, забыл. Ты обещал нам порох и оружие, — откидываясь на спинку резного кресла, отвечал Ермак, со смаком пережевывая рыбный пирог. — Молодцам нашим хлеба не хватает. Где обещанный тобой хлеб?
— Будет! Все будет! — улыбаясь, кивал Строганов. — Молодцев ваших голодными не оставим, нет! Ведь Максим Яковлевич, брат мой, призвал вас на свое содержание. Едва нужда такая будет, мы тотчас с братцем моим все достанем для вас!
Во взглядах казаков читалось презрение, и Никита Григорьевич как никто ощущал, что со временем их будет все труднее сдерживать. Недавно их удалось задобрить только что отлитой для них пушечкой (на деньги Максима Яковлевича, конечно), но теперь надобно было содеять что-то еще! Братец Максим Яковлевич, кажется, не понимает, что своей скупостью он доведет сие дело до страшного для всех исхода! Конечно, гарнизону Орла-городка хватит сил, чтобы подавить казацкий бунт, но ему, Никите Григорьевичу, надобно было кормить своих людей! Не мог он допустить, дабы его служилых объедали эти наемные воровские морды! А время идет…
— Так достань! — сказал Кольцо, едва не отшвырнув от себя тарель с объедками. Улыбка сошла с лица Строганова.
— Достану. Сегодня же отпишу Максиму Яковлевичу в Чусовой городок. А посуду ты мою не бей! — с раздражением ответил Никита Григорьевич. Дерзость этого чернявого казака уже приводила его в ярость — пусть знает свое место! Темные глаза Ивана Кольцо вспыхнули огнем, но Ермак сумел утихомирить его.
— Теперь ответь нам, купец, — утерев рушником бороду, молвил атаман. — Ты ведь звал нас для того, дабы мы в поход на сибирского хана шли. Или нет?
И этот вопрос уже не раз поднимался. Казаки жаждали битвы и наживы, за этим они сюда приехали, верно.
— Ты не ведаешь, о чем просишь, атаман, — сведя брови, отвечал Строганов. — Земли, что за Уральским камнем, дики, никто далече от них не ходил. Ведаешь, сколько силы у хана Кучума? Ежели ныне пойдем на него, и мы своих людей потеряем, и ты сам там смерть найдешь. Ныне мы не готовы. А скоро зима. Ведаешь, какая лютая зима там, в землях сибирских? Надобно дождаться, пока кочующие вдоль наших земель войска татарские уйдут прочь, сие и есть наше дело — люд православный защищать, что на землях этих живет. За этим мы и позвали тебя, атаман.
Ермак, опустив глаза, усмехнулся краем губ. Никита Григорьевич же продолжал:
— Переждем татарскую рать, а там, глядишь, и государь людьми поможет. Вишь, и у нас руки связаны! Не помогает нам государь, войною со шведами занят! Нечем нам пока сибирского хана бить!
Ничего Ермак на то не ответил, погодя, поднялся из-за стола, следом за ним встали Брязга и Кольцо.
— Благодарствуем за хлеб, за соль, — вздохнув, молвил Ермак. — Красиво говоришь, купец. Красиво! Прощай.
С этим они оставили Никиту Григорьевича наедине. Со злобой глянул он им вслед, сплюнул, отвернувшись от стола, и, взглянув на иконы, трижды широко перекрестился.
Теперь Строганов сидел на бочке и думал. Вокруг него творилась настоящая суматоха — гарнизон готовился к выступлению, все ждали лишь приказа. Но Никита Григорьевич, повесив на грудь голову с растрепанными ото сна волосами, думал. Стало быть, Ермак повел казаков на сибирского хана. Не ради славы, ради наживы пошел! Отправлять погоню за ним — себе дороже. Тут каждый ратный на счету! А ежели с казаками пальба начнется — сколько он потеряет? Нет, погоню отсылать нельзя. К тому же, как доложили, казаки вдосталь набрали пороха, свинца, забрали и отлитую для них пушечку. Повоевать решили мужички!
Поздно Никита Григорьевич вспомнил о своем брате Максиме — казаки, ежели поплывут вдоль реки Чусовой, то пройдут мимо его владений. Как бы они сами не взяли силой то, что он им обещал. Лишь бы не убили…
Уже под утро он узнал, что из города пропал и кузнец Архип. Может, с казаками ушел? Строганов припомнил, что задерживал ему плату за работу. Награду за то, что кузнец отправился звать казаков, он тоже не получил. Это все Максимка виноват! Он и должен был ему заплатить! Но, забыл, видать… Жаль, добрый был мастер! Добрый!
Под утро казачьи струги подошли к Чусовому городку. С верхушек стен и башен деревянного бревенчатого острога выглядывали стражники. Не сходя со стругов, казаки оглядывали крепость, прикидывая, видимо, как ее взять в случае чего. Острог был значительно меньше Орла-городка, стало быть, и гарнизон — слабее.
— Слышь! Чего уставился? Хозяина зови своего, Максима! — крикнул атаман Никита Пан, широко улыбаясь из-под своих вислых густых усов. Звонкое эхо его повисло над холмистыми берегами, еще укрытыми сиреневатой пеленой сумерек.