Властелин Севера
Шрифт:
Датчанин Рагнар промолчал.
Однако я видел, что его, как и меня, впечатлила новая церковь Альфреда.
Гробница святого Свитуна, обнесенная серебряной оградой, находилась перед высоким алтарем, покрытым красной тканью. На этом огромном, словно парус драккара, алтаре стояла дюжина прекрасных восковых свечей в серебряных подсвечниках. Они окружали большой серебряный крест, инкрустированный золотом.
Рагнар пробормотал, что стоит целый месяц плыть по морю, чтобы разграбить все это великолепие.
По обеим сторонам от креста красовались вместилища
Беокка показал нам и другие сокровища, но больше всего он гордился куском кости, который можно было увидеть через окошечко из кристалла молочного цвета.
— Это я нашел! — объявил он. — Правда, изумительно?
Он понял крышку ларца и вынул кость, которая выглядела так, словно попала сюда с тарелки с засохшими остатками рагу.
— Это эстел святого Седды! — благоговейно произнес Беокка.
Он перекрестился и уставился здоровым глазом в осколок желтоватой кости с таким видом, будто реликвия, имеющая форму наконечника стрелы, только что свалилась с небес.
— Как ты это назвал? — переспросил я.
— Эстел святого Седды!
— А что значит эстел? — заинтересовался Рагнар.
Пробыв целый год в заложниках, он хорошо говорил поанглийски, но некоторые слова сбивали его с толку.
— Эстел — это такое приспособление, помогающее читать, — пояснил Беокка. — С помощью него ты следишь за строками. Это указка.
— А почему нельзя водить пальцем? — недоумевал Рагнар.
— Пальцем можно смазать чернила. А эстел — чистый.
— Неужели он в самом деле принадлежал святому Седде? — спросил я, притворяясь пораженным.
— В самом деле, в самом деле! — в благоговейном изумлении ответил Беокка — он был близок к экстазу. — Это собственный эстел святого Седды. И нашел его я! Он хранился в маленькой церкви в Дорнваракестере, а тамошний священник оказался на редкость невежественным: он и понятия не имел, что это такое. Эстел лежал в роговом ящичке, на котором было нацарапано имя святого Седды, а тамошний священник даже не умел читать! Только подумайте — неграмотный священник! Поэтому я конфисковал реликвию.
— То есть украл ее?
— Взял на хранение! — оскорбился Беокка.
— Хорошо быть святым, — заметил я. — Люди положат один из твоих вонючих башмаков в золотой ларец и станут поклоняться ему. Может,
— Ну же, Утред, право, не стоит насмехаться надо мной, — покраснел Беокка.
Однако по румянцу, проступившему на его лице, я понял, что затронул тайные чаяния Беокки. Он хотел, чтобы его тоже объявили святым. А почему бы и нет? Он был хорошим человеком, куда лучше, чем многие известные мне люди, почитаемые ныне как святые.
В тот день мы с Бридой навестили Хильду, и я пожертвовал ее монастырю тридцать шиллингов: почти все деньги, которые у меня были. Но Рагнар пребывал в беспечной уверенности, что ему непременно вскоре привезут из Ютландии состояние Сверри, и тогда он поделится со мной. Я тоже верил в это и потому спокойно вручил свои монеты Хильде, которую привел в восхищение серебряный крест на рукояти Вздоха Змея.
— Отныне ты должен мудро пользоваться этим мечом, — серьезно проговорила она.
— Я всегда пользуюсь им мудро.
— Ты использовал силу Господа, направив ее в клинок, — пояснила Хильда. — И эта сила не должна иметь ничего общего со злом.
Я сомневался, что послушаюсь ее наказа, но все равно был очень рад повидаться с Хильдой. Альфред подарил ей пыль с гробницы святого Хедды, и аббатиса сказала, что, смешав ее с творогом, приготовила чудесное снадобье, немедленно исцелившее в монастыре дюжину больных.
— Если ты когда-нибудь заболеешь, — заметила она, — обязательно приходи к нам. Мы смешаем пыль со свежим творогом и помажем тебя этой мазью.
Я увидел Хильду снова на следующий день, когда нас всех пригласили на освящение церкви и церемонию обручения Этельфлэд. Аббатиса, вместе со всеми остальными монахинями Винтанкестера, стояла в боковом нефе, в то время как Рагнар, Брида и я были вынуждены остаться в самой дальней части церкви, поскольку появились поздно. Я был выше большинства мужчин, но все равно разглядел только малую часть церемонии, которая, казалось, длилась целую вечность.
Два епископа читали молитвы, священники разбрызгивали святую воду, а хор монахов что-то распевал. Потом архиепископ Контварабургский прочел длинную проповедь, в которой (и это меня очень порадовало) ничего не говорилось ни о новой церкви, ни об обручении. Он лишь поносил церковников Уэссекса за то, что они носят короткие одежды, а не длинные.
— Сие есть бесовское одеяние! — гремел епископ. — Короткие одежды оскорбляют его святейшество Папу в Риме, и, под страхом отлучения от церкви, их ношение следует немедленно прекратить!
Священники, стоявшие рядом с нами, все как один были как раз в коротком. Они попытались съежиться, чтобы походить на карликов в длинных одеждах. Монахи снова запели, а потом мой двоюродный брат, рыжеволосый и самоуверенный, с важным видом подошел к алтарю, и отец подвел к нему малышку Этельфлэд и поставил рядом. Архиепископ что-то побормотал над ними, их побрызгали святой водой, а потом только что обрученная пара была представлена собравшимся, и все мы послушно разразились приветственными криками.