Властелин знаков (Лексикон)
Шрифт:
— Значит, Фальконе воспользовался эфирным телеграфом до того, как Мак Дули сообщил об уничтожении судна? — перебил француз. — Ты уверен?
— Да, хозяин. Это абсолютно точно, я выяснил.
Легри лихорадочно размышлял. Он отдавал себе отчет, кому Сильвио мог отправить послание; смысл депеши тоже было легко представить. Он заскрежетал зубами. Проклятие! Старый лис выбрал подходящий момент — и нанес удар! Теперь победа — егопобеда, принадлежащая ему по праву, — не стоит ровным счетом ничего! Телеграмма могла стать последней каплей в чаше терпения незримого масонства — и если так, то фатальный приказ уже отдан; счет его жизни пошел на часы, а то и минуты. А миссия наверняка
— Имеющий Зуб, у тебя есть револьвер?
Неандерталец молча кивнул.
— Отлично, давай сюда. — Легри проверил барабан и сунул оружие под подушку. — Теперь слушай внимательно. Ты отправишься вверх по Гудзону вместе с Фальконе и Мюрреем. Они, конечно, будут возражать. Ну, еще бы… Но ты сошлешься на мой приказ. Подождешь, покуда они раздобудут доказательства гибели Осокина — это обязательно, понял? Если надо, поможешь их отыскать. Потом прикончишь обоих. Доказательства привезешь мне. Задача ясна? Есть вопросы?
— Только один, хозяин. Что, если Инкогнито жив?
— Сделаешь так, чтобы он был мертв, естественно! Да, учти, — спохватился Легри. — Мне все равно, как подохнет Осокин, но с Мюрреем и Фальконе все должно выглядеть будто несчастный случай!
Имеющий Зуб кивнул. Маскировать подобным образом убийства давно стало частью его профессии; а джунгли Нового Света в этом плане были настоящим Эльдорадо. Способ умерщвления долго искать не придется: недаром этот континент зовется Землей Чудовищ…
В ночи горело четыре костра. Пламя шипело и потрескивало, распространяя необычные ароматы: ветви деревьев, используемые в качестве топлива, принадлежали незнакомым эфироносам. В центре квадрата, образованного кострами, расположился бивак: большая, на десять человек, армейская брезентовая палатка и два шатра поменьше. Границу лагеря стерегли призраки. Туманные силуэты расположились сидя или стоя; по правде говоря, этим существам все равно было, в какой позе находиться. У них не имелось ни мускулов, ни костей — лишь перегретый пар, удерживаемый в определенных границах электрическими полями, так что выбранная поза была всего лишь делом привычки. Подле костров сидела вооруженная стража: вторая линия обороны лагеря. Матросы не выпускали из рук оружия, настороженно прислушиваясь к каждому шороху. Беда могла прийти отовсюду, даже с неба… Особенно с неба.
— Какая интересная у нас диспозиция, — хмыкнул Озорник. — Паровики — как бы сами по себе, но электрическая машина в палатке капитана и боцмана. Матросы — в отдельной палатке, и мы трое — тоже в отдельной. Что, кстати, полностью отражает взаимоотношения в нашем маленьком коллективе — а ведь, казалось бы, само собой так получилось.
Осокин говорил во весь голос, не таясь, но по-славянски — из всех обитателей маленького лагеря этот язык знали только Ласка и Потап. Медведь не стал забираться под брезент — расположился у откинутого полога, вальяжно завалившись на бок и подперев мохнатую башку когтистой лапой. Поза его была немного комичной — таким вот медведем-лежебокой обычно изображалась Московия в газетных карикатурах; но Ласка понимала, что лечь как обычно, на брюхо, Потапу мешает патронташ. Две набитые патронами брезентовые ленты шли крест-накрест, дополнительно крепясь у пояса — его Потап соорудил из двух
Останки «Паровой Души Стерлинга» покоились нынче на речном мелководье. Корабль стал могилой для Джонатана Лидделла и одного из матросов, Митчелла: того буквально за минуту до обстрела послал на борт раздосадованный капитан — поторопить инженера…
— Почему ты не хочешь спасти их? — задала, наконец, девушка мучивший ее всю дорогу вопрос. — И почему Стерлинг не просит тебя об этом? Что происходит, Лева?
— Ну, со Стерлингом все просто, — усмехнулся Озорник. — Если помнишь, в его присутствии я осуществлял проекцию Знака лишь дважды — и оба раза функция времени оставалась незадействованной. Милейший капитан ведать не ведает, что я могу переиграть прошлое заново. Он считает меня кем-то вроде колдуна, повелевающего стихиями, — ну, а я не спешу внести ясность, как ты понимаешь…
— Тебе что, совсем их не жалко?!
— Ты о Лидделле и этом парне, как там его… Жаль, конечно — чисто по-человечески. Но в нашей игре ставки очень высоки, помнишь? Развязка все ближе, и Стерлинг нервничает. Он будет пытаться взять меня под контроль, быть может, захочет пересмотреть наше соглашение. Чем меньше людей окажется с ним в этот момент — тем лучше для нас. Баланс желательно сместить в нашу сторону.
— Ты меня пугаешь, Лева, — тихо сказала девушка. — Ты все меньше и меньше похож на себя прежнего.
«Особенно последнее время», — хотела добавить Ласка, но сдержалась.
— Это тоже одна из причин, по которой я не хочу… — Осокин коснулся повязки. — Каждый раз, когда я делаю это — я теряю… что-то. Кусочек себя прежнего, кусочек человеческого… Оно ведь тоже конечно, знаешь ли. Если бы я спохватился немного раньше…
— А что с тобой будет, когда ты используешь этона всю катушку? — Девушка кивнула на Лексикон.
— Не знаю. — Озорник вдруг усмехнулся. — Я ни разу не задумывался над этим… Странно, да?
— Может, не надо? — Фраза прозвучала столь жалобно и беспомощно, что Ласка вдруг разозлилась на себя.
— Не думаю, что у меня есть выбор, — покачал головой Озорник. — Помнишь наш разговор — тогда, у пиктов? Мы все еще катимся с этой горки, Маленькая Ласка Светлова; ни остановиться, ни свернуть. Никакой свободы маневра. Да была ли она вообще когда-нибудь? С того самого дня, как я очнулся в монастыре, или где там… Помнишь мою сказочку?
— Почему это — сказочку?! — Ласка даже привстала. — Ты что же… лгал мне?!
— Когда рассказывал — ни полслова не солгал, — откликнулся Осокин. — Только вот… Чем дольше я размышляю, тем больше кажется, что эту историю… словно кто-то вложил мне в голову… Или того хуже — я сам ее сочинил и сам же поверил во всю эту чушь.
— А что же было на самом деле?!
— Не знаю! По памяти — все, как я рассказал. А вот если по-настоящему глянуть… — Озорник вновь коснулся глазной повязки. — Как пропасть. Черная. Нет ничего. Страшно.
Ласка почувствовала, как вдоль хребта ее бегут мурашки.