Властитель душ
Шрифт:
— Скажите, молодой человек, — он вдруг забыл, как зовут секретаря, и изо всех сил, мучительно, но тщетно старался вспомнить, а секретарь распалялся гневом, считая забывчивость хозяина оскорблением, пренебрежением богача к своему служащему, — вы звонили доктору Асфару?
«Он спрашивает уже в третий раз», — подумал секретарь, подавляя раздражение.
— Звонил, мсье. Доктора нет дома, — ответил он.
Вардес в сердцах распахнул дверь и вышел. А что еще ему оставалось? Только пойти в казино по соседству и с глупейшим видом сидеть за столом наедине с крупье в абсолютно пустом игорном зале. Через некоторое время в казино появилась женщина. Он пригласил ее выпить рюмку в баре, где, кроме них, никого не было. Женщина не отличалась красотой: светлые негустые волосы, мелкие морщинки вокруг глаз, увядшая кожа, как у лежалого персика. Они вышли вместе и минут пять шли вдоль реки под дождем. Он назначил ей на завтра свидание, хотя знал, что ни за что не придет. И снова вернулся в гостиницу.
— Посыльный, проверьте, нет ли для меня телеграммы?
— Нет, мсье, для вас ничего нет.
Он отправил еще одну телеграмму: «Настоятельно прошу, нет, приказываю прибыть незамедлительно. Вардес»
И на следующий день опять никакого ответа.
Ночью, в одиннадцать часов Вардес разбудил секретаря.
— Позвоните доктору в Париж рано утром. Пусть завтра к вечеру приедет.
Вардес встретил его полуодетый. Без воротничка, с галстуком в руке. Он задыхался, едва говорил, на виске билась жилка, как сердце испуганной птицы. Глаза лихорадочно блестели.
Секретарю стало жаль его, он даже забыл, что боится хозяина и ненавидит его как всякий бедняк богача, от которого зависит.
— Простите, сударь. Выслушайте меня. Позвольте дать вам совет. Давайте уедем отсюда. Ну что вам стоит? Осенняя слякоть, мрачная гостиница кого угодно сведут с ума, толкнут на самоубийство. Послушайте меня! Давайте уедем! Прямо завтра с утра!
Вардес внимательно выслушал его, потом расхохотался.
— Скажите, — начал он странным высоким, словно у истеричной женщины, голосом. — Скажите, а правда, если очертить круг вокруг курицы или индюшки, — речь идет не о реальной преграде, о знаке, черте, нарисованной тростью на земле, — то птица начнет бить крыльями, испуганно кудахтать, но не решится выйти из него. Правда?
— Понятия не имею, мсье…
Вардес умолк. Он стоял, привалившись к двери.
— Мсье, — тихо окликнул его секретарь.
Вардес крикнул в ответ:
— Убирайтесь вон!
Секретарь поспешил к себе в номер.
Впоследствии он рассказывал:
— Я слышал, как он всю ночь ходил по комнате. На следующее утро мне сказали по телефону, что доктор уехал надолго и не оставил адреса. Я ожидал, что мсье Вардес рассердится, накричит на меня, когда я скажу, что доктора нет. Он уповал на этого мерзавца как на Господа Бога. Вардес был человеком горячим. Но на этот раз он промолчал в ответ. Весь день я просидел у себя в номере, боясь повстречаться с ним.
За обедом он заказал бутылку шампанского. Похоже, раньше он пил, и немало. Но те два года, что я у него был секретарем, он выпивал лишь бокал вина за ужином, зато очень часто просил принести газированной минеральной воды. По ночам я слышал из своего номера — наши номера разделяла лишь ванная комната, — как летят в потолок пробки от минеральной воды перье. Так вот, он выпил всю бутылку шампанского и сказал мне: «Теперь я выздоровел. И больше ничего не боюсь. Никогда мне не было так хорошо, наконец-то я счастлив и свободен». После обеда решил пройтись. А погода была собачья. Видно, все-таки не по себе ему было. Я хотел пойти вместе с ним. Но он запретил. Иной раз скажет, как ножом отрежет, приходилось слушаться. Впрочем, он был в приподнятом веселом настроении, одно слово, под хмельком. Ушел. И направился, скорее всего, к окраине города, к реке. А там то ли поскользнулся. То ли в тумане заблудился. Или может быть, вправду на него помешательство нашло, как объяснил врач? В общем, на рассвете меня разбудили и сказали, что Вардес утонул, — его тело выловили из реки.
33
В доме Дарио Асфара начинался торжественный ужин. Клара сидела во главе стола между министром и академиком.
Ужин, последний в этом сезоне, был очень важным, Дарио возлагал на него много надежд. Клара
даже встала с постели, сама наблюдала за всеми приготовлениями и теперь сидела за столом.
От слабости у нее кружилась голова, и длинный, украшенный цветами стол время от времени расплывался в тумане, голоса гостей таяли где-то вдали. К счастью, ей не нужно было ничего говорить, хватало дежурной любезной улыбки, которой она с одинаковым равнодушием встречала и остроты министра, и пессимистические пророчества академика — он предсказывал, что в начале весны начнется война. Оба соседа находили хозяйку очаровательной, на самом деле очарованные собой. Два лакея методично исполняли свои обязанности — один обносил гостей блюдами, другой хлебом и соусами. В доме у Дарио царил безупречный порядок.
Клара не рассматривала гостей. Она перевидала у себя столько богатых и влиятельных лиц, писателей, государственных деятелей и даже светил медицины (разумеется, они презирали шарлатана, но… в его доме так вкусно кормили, а смешать его с грязью не трудно и по дороге домой), что не испытывала ни малейшего любопытства. Она была из тех женщин, для которых на свете есть один-единственный человек, а все остальные просто не существуют. Красоту и ум она находила лишь в своем дорогом Дарио, другим же во всем отказывала, интересуясь ими в той мере, в какой они были полезны мужу. Только тех, кто любил Дарио, восхищался им, помогал ему, она считала добродетельными и сердечными.
Во время изнурительных долгих ужинов и у нее бывали короткие отрадные передышки: при перемене блюд Дарио смотрел на нее поверх вазы с розами и незаметно для всех улыбался. Ласковая, чуть насмешливая гримаска искупала все труды и тяготы.
Сервировка, цветы были безупречны и безличны: Кларе и Дарио хватало ума пренебречь собственными вкусами. Они слепо следовали моде. В тот вечер стол покрывала золотая с розовым кружевом скатерть, оба считали ее ужасающей. Но такие стелили теперь повсюду… Справа от Дарио сидела Элинор, вдова Филиппа Вардеса. Клара время от времени взглядывала на нее и улыбалась. Она от всего сердца благодарила Господа Бога за то, что Он послал им эту женщину. Клара прекрасно знала, что произойдет, когда ее самой не станет, знала, что происходит сейчас. Какое счастье, Господи, что она наконец-то спокойна за судьбу Дарио и Даниэля. Никто лучше нее не знал истинного положения дел Дарио — год от года оно становилось отчаянней и безнадежней, — с его-то долгами, причудами, вечной потребностью в огромных деньгах. Он женится на Элинор. И будет с ней счастлив: холодная, ловкая Элинор обеспечит его богатством. Убережет от случайных связей, постыдных на старости лет. Несчастный муж Элинор наконец-то умер, и она свободна. Так почему бы ей не помочь своим капиталом Дарио и его сыну? В самом деле, почему? Клара давным-давно не ревновала. Она чувствовала себя старой и бесконечно усталой. Тело! Невелика потеря! Оно дарит нам наслаждения, и его же терзают желание и боль.
Она знала, что Дарио, несмотря на бессчетные измены, испытывает к ней бескорыстную нежность, какой не испытывал ни к кому больше, и ей, давно уже не женщине, хватало этой нежности.
Клара неторопливо, любезно отвечала своим соседям, совершая сверхчеловеческое усилие, чтоб по-прежнему улыбаться. А думала между тем, что в конце месяца цветочница пришлет счет. Что от ящика шампанского уже сегодня ничего не осталось. Что они задолжали садовникам в «Каравелле». Что она больна и скоро умрет. И больше всего тревожилась не о муже — о сыне, своем дорогом мальчике, Даниэле: он едва притрагивался к еде и глядел ненавидящими глазами на отца с Элинор.
Клара молила Господа: «Пусть мальчик не устраивает скандала! Пусть промолчит! Господи! Пошли ему снисхождение и любовь к отцу! Господи! Всеми бессонными ночами, бесконечными страданиями, болями заклинаю Тебя, помоги Дарио поверить, что сын его любит, помоги Даниэлю простить отцу, как я всегда от всего сердца прощала ему, как простишь его и Ты, Милосердный Господь! Он стремился к свету сильнее и пламеннее других, не его вина, что Ты дал ему пылкую кровь, страстные желания, любовь и ненависть горячее, чем у других. Он создан из глины земной, не из небесной благодати, Ты Сам создал его таким, Господи, помилуй его! Дарио, Даниэль, любимые! Господи! Сделай так, чтобы все у них было хорошо!