Властитель груш
Шрифт:
– Ты, ежели хотел чего, так и говори без этих ваших… э-э, торических вопросов.
– Курт Мюнцер отказался платить долю моему отцу. Ты обещал ему покровительство. Припоминаешь?
– Ну-у… – протянул Тиллер, почёсывая затылок. – Да, этот солдатик приходил ко мне плакаться. У Магны от его жалоб голова разболелась. Я сказал, что подумаю…
– Нехрен тут думать! – отрезал Карл, выступая вперёд ещё на несколько шагов.
Стефан и Сик двинулись следом, центр полумесяца тоже продвинулся. С полускрытым вздохом ландскнехт шагнул навстречу, поднося ладонь к
– Ты знал, мать твою, что Курт – наш человек, и знал, что из Грушевого Сада он в твои трущобы сраные не попрётся. Значит, хотел кусочек Сада себе оттяпать? Немножко бренди по специальной цене, да?
– Да Курт и сам уже сдулся. Чего ты прицепился ко мне?
– Того, что зря ты к нам полез, – Даголо злобно оскалился, стискивая пальцами потёртый конец деревяшки. – И я сейчас покажу почему.
«О, я так не хочу драться!» – вопили поджатые губы и кислая мина Тиллера; вот-вот он попытается съехать на примирительный тон, выторговать себе пощады…
Ландскнехт резко прыгнул вперёд, срывая дубинку с пояса, и замахнулся на Карла.
– Сука! – он отступил на шаг; Стефан с рёвом налетел на часового, который держался рядом с синим капитаном, а Сик ударил Тиллера слева. Ловко развернувшись, тот парировал удар дубинкой, а левой рукой с размаху засадил в висок громилы.
Крякнув, Сик осел на землю, но Карл уже оказался рядом. Зайдя сбоку, он огрел правый локоть ландскнехта палкой, заставив его вскрикнуть от боли и выронить оружие, а через мгновение уже карлов воротник затрещал, ухваченный цепкими пальцами.
Добротная ткань с честью выдержала рывок, и мужчины оказались топчущимися нос к носу, рыча, стараясь пихнуть друг друга достаточно сильно, чтобы опрокинуть. Карл двинул противника коленом и попытался толкнуть, но тот вдруг резко качнул головой вперёд – и нос пронзила острая боль.
Даголо взвыл и отпрянул, чуть согнувшись и зажимая лицо ладонью, в которую тут же хлынула кровь. В руке Тиллера блеснул нож. Он твёрдо шагнул вперёд, но через миг тень Угольщика пала на него сзади.
Карл расправил плечи и наотмашь зарядил по лицу ландскнехта, а затем с силой пнул ногой в колено. Две палки ещё несколько раз опустились на плечи и голову хозяина трущоб, прежде чем тот рухнул ничком.
– Ух! – налётчик быстро осмотрел поле боя: не пора ли хватать ноги в руки и линять к папочке?
Около половины «синих» держались пока на ногах, но «садовые» уверенно теснили их, собравшись по двое на одного, в то время как остальные пинали для острастки лежавших. Карл всегда держался заодно с этими достойными людьми, а потому, последовав их примеру, хорошенько ткнул Тиллера носком башмака.
Ландскнехт вслепую махнул ножом, промазав, но заставив его отшатнуться. Даголо выпустил дубинку и неловко обнажил меч.
– Ну-ка, Рудольф, брось эту штуку! – прогнусавил он из-за придерживающей нос ладони. Блестящее острие смотрело прямо на грудь противника.
– Погоди, – прохрипел он и кое-как отбросил клинок прочь.
Его прищуренные глаза нацелились на лицо Карла, а рука поднялась к мечу с двумя пальцами, отогнутыми
– Убьёшь меня – Лига шею тебе намылит как следует!
– Не буду я тебя убивать, гнида ты эдакая, – налётчик фыркнул; вместо презрительного смешка послышался какой-то мерзкий всхлюп. – Только напинаю слегка по шарам, чтоб урок получше задержался!
Тиллер вовремя успел подобраться, так что башмак встретился с его телом совсем не так смачно, как задумывалось. Но всё-таки достаточно чувствительно, чтоб из его глотки вырвался радующий душу вой. Благослови Господь того, кто придумал остроносую обувку!
– Не лезь к нам в Грушевый Сад, Тиллер! – Карл отвесил ещё несколько увесистых пинков по рёбрам, от которых прикрыться было труднее. – Не лезь в Сад, крыса трущобная!
– Карл! – Лапа Стефана опустилась на плечо и хорошенько тряхнула. – Мы всех воспитали. Пора линять.
Даголо с отвращением взглянул на вымазанные в крови пальцы и приподнял голову. Вряд ли удастся на обратном пути не закапать себе грудь.
– Угу, – буркнул он, отступая на пару шагов от стонущего Тиллера.
Лишь затем чистенький меч вернулся в ножны. Незачем давать трущобному вояке соблазн вспомнить о другом спрятанном кинжале и пустить его в ход.
– Помоги Сику…
Бедолага почти сумел выйти из положения «сидя на заднице» – не хватало ещё потерять его в… в своевременном решительном отступлении.
– Валим, ребята!
Карл недовольно крякнул, присев рядом с брошенной дубинкой, и поплёлся к выходу из ржавого тупичка. Высматривать дорогу приходилось поверх пальцев, что зажимали нос.
Давненько его уже не били по лицу – достаточно давно, чтобы он забыл, как это паршиво! Всё же будь Король Треф хоть трижды ссученным негодяем, в одном он точно прав: на одном мордобитии ехать больно и по итогу совсем уныло.
Подарок матушки
Поздним вечером после закрытия в конторе Треф воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным щёлканьем костяшек на счётах, приглушённым бормотанием и редкими пьяными выкриками с улицы.
Колум быстро пересчитывал выручку. Под светом трёх ламп все черты на его маленьком лице сузились и заострились, зато огромный шнобель будто вытянулся ещё сильнее прежнего. «Сто три… сто пять… сто пятнадцать…», – тонкие губы едва заметно шевелились в тени. Чем дальше, тем меньше он бормотал промежуточные числа и тем живее восклицал: «Ещё на полмарки!» – и только затем смахивал капельки пота с покатого лба.
Под конец лета Каралг успевал основательно нагреваться за день, а больших окон в этом доме не полагалось. Поджарый Колум целиком погрузился в счёт, но и плотно сбитого Якоба Трёшку духота не слишком отвлекала. Монеты он перебирал медленнее, зато работал молча и не останавливался, даже когда промокал ветошью мясистые щёки и приплюснутый нос. Туговатый, но верный и старательный – почти готов тоже возглавить бригаду. Как ни прискорбно, лично оказаться во всех нужных местах хотя бы по очереди за час сам Готфрид уже не мог.