Властитель груш
Шрифт:
– А вот и банкиры, – заметил Шульц, кивая за спину Карла, на дверь, и обратился уже к Эрне: – Начнём готовить стол для игры, пожалуй.
– Карло, идём! – бросил отец, проходя мимо их стола к широкой пышной лестнице на второй этаж.
Скупо и сердито – вот так звучал он последние несколько дней, по крайней мере в присутствии сына. А тот, как человек совершенно правый, но ещё не получивший железное подтверждение своей правоты, понемножку потел и не мог усидеть на одном месте дольше десяти минут.
Нос, распухший на половину рожи и непрестанно ноющий,
Оба Даголо вступили на лестницу сразу за братьями Дьяубергами, так что восхождение наверх… Несколько затянулось. Отец мычал в усы мотив старой солдатской песенки, сын же просто терпел.
Банкиры, каждый ростом по грудь нормальному человеку, зато широкие и с большими головами, растущими прямо из плеч, семенили по ступеньке за шаг. На ходу они ожесточённо болтали, перебрасываясь какими-то очень банкирскими терминами на цвергском. По звуку беседа больше всего напоминала чародейство.
Будучи в городе не последним человеком, Карл знал, что старший из братьев, Мурмон, традиционно кредитовал знать, а младший Муртаг вёл дела с третьим сословием. Ясное дело, когда банку требовались услуги костоломов, чаще всего они требовались именно Муртагу, но сейчас речь явно шла о другом…
На десятой ступеньке Даголо-младший решил оставить пустую затею извлечь что-то из подслушанного разговора.
К немалому его удивлению цверги и отец прошли через весь длинный коридор на втором этаже и зашли в комнату с красной дверью, не так уж ему незнакомую. За ней скрывались самые дорогие и популярные апартаменты для оргий молодых лоботрясов из каралгской знати, пробиться в чей круг ему когда-то стоило преизрядных трудов.
Правда, внутри комнаты вместо огромнейшей кровати, мягких ковров и резных столиков с вином, устрицами и афродизиями сейчас помещался лишь длинный стол из чёрного дуба, массивный и крепкий, как сам Каралг, и одиннадцать таких же кресел вокруг него. Стены закрывали драпировки с кружевницей, несущей шерстинки в клюве – эмблемой Каралга, но под тканью кое-где угадывалась знакомые красные доски.
Карл стиснул зубы до боли в раскуроченном носу. Пожалуй, не стоит заливаться хохотом от вида первых людей города в месте, что служило главным «Залом Утех» для детишек некоторых из них. Оставалось надеяться, что где-то тут спрятан некий глубокий смысл, доступный только посвящённым.
Бургомистр Хайнц фон Терлинген и мастеровой Вернер Фёрц, зять самого Ткача, возглавили стол каждый на своей стороне. Рядом с ними по обе руки расположились патриции и предводители бывших наёмных банд. Центральные же места заняли цверги и купеческий старшина Коломан Глауб – дородный торгаш в длинной мантии, прикрывающей солидное брюхо (где, по слухам, он прятал мешок золотых гульденов).
Отец кивнул Карлу на кресло у стены за своей спиной. Там он и расположился, терпеливо дожидаясь, пока члены Лиги уложат властные седалища на дубовые сидушки и начнут призывать его к смирению.
– Итак, – первым всё-таки заговорил Фёрц, – прежде всего надо уладить один… инцидент. О
Все, кроме Рудольфа, молча покивали в знак согласия. Кто с полуулыбкой, кто с выражением лица чопорным и немного раздосадованным. Лицо бургомистра оставалось белым и бесстрастным, даже когда он раскрыл рот:
– Герр Тиллер обещал поддержку владельцу винокурни Курту Мюнцеру, который вышел из повиновения герру Даголо, – длинная тирада лилась ручейком, будто её заранее написали и заучили. – Это вмешательство неприемлемо. Вы понимаете, что преступили порядки Лиги?
– Более чем, – голос Магны Тиллер звучал высоко и мелодично, как серебряный колокольчик. Вот уж от кого Карл не отказался бы выслушивать нотации. – Мы осознаём нашу вину перед Лигой и готовы принять взыскание.
– Да, герр бургомистр, всё верно. Бёльс меня попутал. Но я уже исповедовался отцу Венцелю, – вставил её муж трескучее замечание и посмотрел на епископа Каралгского.
Священник тут же улыбнулся и начертал в воздухе священный крест, однако Магна не закончила:
– Я хочу только напомнить почтенной Лиге о том, что мы тоже пострадали от самоуправства…
– Я собирался перейти к этому тотчас, фрау Тиллер, но благодарю, что сказали за меня. Действительно, – продолжал Терлинген, повернувшись к барону, – Даголо следовало обратиться с жалобой к Лиге вместо этого… Вторжения и экзекуции, такого же грубого нарушения наших правил.
Глотку и зад Карла нестерпимо жгло от желания вскочить и гордо воскликнуть, повторяя женщину: «Да, осознаю, и я не меньше этих трущобников готов получить по жопе за то, что натворил!»
Но сейчас не время для того, чтобы корчить воодушевлённого рыцаря. Даже клирик и старуха не казались достаточно сентиментальными, чтобы оценить жест, не говоря уж о скучном капитане Лодберте. Лицо бравого командира Гвардии покраснело, а мутные зелёные глаза с большим интересом изучали скатерть, чем остальных людей.
Посему отец ответил за обоих Даголо, как и полагалось:
– Да уж, герр бургомистр, мы тоже напортачили, чего тянуть коня за… за, за хвост. Моя жена всегда говорила, что у нас, валонов, такенное шило в заду.
– Что же, я не сомневался, что здравый смысл не оставит никого из нас, – бургомистр ласково улыбнулся на обе стороны. – Вы равно виноваты в нарушении мира и вечных соглашений. Я предлагаю примирить наших поставщиков бренди и солдат и обойтись без наложения взаимных штрафов. Прошу голосовать.
С той или иной скоростью, но руки всех не замешанных в конфликте взметнулись вверх. Епископ поднялся, простёр к скандалистам пухлые ладони в широких рукавах и сахарно попросил:
– А теперь, дети мои, обменяйтесь рукопожатием и сигмальтическим благословлением!
Мужчины неторопливо поднялись с кресел, встретились сбоку от стола. Даголо протянул руку первым. Раздувшийся след дубины на лице солдата с лихвой покрывало все неудобства.
– Единый, благослови и напутствуй слугу своего… – наконец нестройно забормотали они, глядя друг другу в глаза.