Властитель огня
Шрифт:
Шамрону потребовалось десять дней, чтобы найти такого человека – он был из Бейт-Сайеда и много лет тому назад потерял двух своих братьев, убитых Шейхом Асадом из-за оскорбления в деревенской кофейне. Шамрон предложил арабу сто палестинских фунтов, если он выдаст местонахождение боевого командира. Неделю спустя они вторично встретились на холме близ Бейт-Сайеда. Араб сообщил Шамрону, где можно найти их общего врага.
«Я слышал, он планирует провести ночь в хижине возле Лидды. Она находится в апельсиновом саду. Асад, этот пес-убийца, окружен охраной. Его люди прячутся в саду. Если вы попытаетесь атаковать хижину большим количеством людей, охрана поднимет
«А что бы вы посоветовали?» – спросил Шамрон, подыгрывая тщеславному арабу.
«Должен быть один-единственный убийца, человек, который может проскользнуть мимо охранников и убить Асада, прежде чем тот сбежит. Если дадите мне еще сотню фунтов, я могу быть таким человеком».
Шамрон, не желая оскорбить своего информатора, с минуту делал вид, будто обдумывает его предложение, хотя решение было им уже принято. Убийство Шейха Асада было слишком важным делом, и его нельзя было поручать человеку, который за деньги предает свой народ. Шамрон поспешил вернуться в штаб Пальмаха в Тель-Авиве и сообщил все заместителю командира, красивому рыжеволосому и голубоглазому мужчине по имени Ицхак Рабин.
«Кто-то должен сегодня ночью пойти один в Лидду и убить его», – сказал Шамрон.
«Очень мало шансов, чтобы тот, кого мы выберем, вышел из этого дома живым».
«Я знаю, – сказал Шамрон, – поэтому предлагаю выбрать меня».
«Ты слишком важная фигура, чтобы отправлять тебя с такой миссией».
«Если будет так продолжаться, мы потеряем Иерусалим… а потом проиграем и войну. А что может быть важнее этого, верно?»
Рабин увидел, что Шамрона не отговорить.
«Чем я могу тебе помочь?»
«Обеспечьте мне машину с шофером, чтобы она меня ждала возле этого апельсинового сада, после того как я его убью».
В полночь Шамрон сел на мотоцикл и поехал из Тель-Авива в Лидду. Он оставил мотоцикл в миле от города и остаток пути до апельсинового сада прошел пешком. Подобное нападение, как знал по опыту Шамрон, лучше всего осуществлять незадолго до восхода солнца, когда часовые уже устали и наименее внимательны. Он вошел в апельсиновый сад за несколько минут до восхода солнца с ружьем «стен» и ножом для рытья окопов. В сером свете первых часов дня он мог разглядеть слабые очертания охранников, сидевших, прислонясь к стволам деревьев. Один из них – тот, мимо которого прополз Шамрон, – крепко спал. В пыльном дворе хижины стоял один-единственный охранник. Шамрон тихо убил его ударом ножа, затем вошел в хижину.
Там была всего одна комната. Шейх Асад спал на полу. Два его главных помощника сидели, скрестив ноги, рядом с ним и пили кофе. Не заметив тихо подкравшегося Шамрона, они не отреагировали на открывшуюся дверь. Только подняв глаза и увидев перед собой вооруженного еврея, они попытались схватиться за оружие. Шамрон убил обоих одной очередью из своего «стена».
Шейх Асад, вздрогнув, проснулся и схватился за ружье. Шамрон выстрелил. Шейх Асад, умирая, посмотрел убийце в глаза.
«Кто-нибудь другой займет мое место», – сказал он.
«Я знаю», – ответил Шамрон и снова выстрелил.
Он выскочил из хижины, к которой уже бежали охранники. В предрассветных сумерках Шамрон бежал среди деревьев, пока не добрался до конца сада. Его ждала машина – за рулем сидел Ицхак Рабин.
«Он мертв?» – спросил Рабин, включив скорость и уже мчась прочь.
Шамрон кивнул: «Дело сделано».
«Отлично, – сказал Рабин, – И пусть псы лижут его кровь».
Глава 7
Тель-Авив
Дина надолго умолкла. Иосси и Римона смотрели на нее как зачарованные маленькие дети. Даже Иаков, казалось, поддался ее обаянию – не потому что полностью принял сторону Дины, а потому, что хотел знать, куда ведет ее история. Габриэль, если б захотел, мог бы ему сказать. А когда Дина поставила на проектор новую фотографию поразительно красивого мужчины, сидевшего на улице возле кафе в больших темных очках, Габриэль увидел перед собой не зернистую черно-белую фотографию, а сцену, извлеченную из памяти: масло на полотне, покоробленном и пожелтевшем от многих лет. Дина снова заговорила, но Габриэль ее уже не слушал. Он соскребал грязную полировку со своей памяти и видел молодого себя, как он бежал по залитому кровью двору парижского многоквартирного дома с «береттой» в руке.
– Это Сабри аль-Халифа, – говорила Дина. – Место действия – бульвар Сен-Жермен в Париже, год – тысяча девятьсот семьдесят девятый. Фотография сделана командой наблюдения нашей Службы. Это последняя его фотография.
Амман, Иордания, июнь, 1967 г.
Было 11 часов утра, когда красивый молодой мужчина со светлой кожей и черными волосами вошел в Бюро рекрутирования «Фатах» в центре Аммана. Офицер, сидевший в приемной за столом, был в отвратительном настроении. Как и весь арабский мир. Вторая палестинская война только что закончилась. Вместо того чтобы освободить землю от евреев, она ускорила наступление еще одной катастрофы для палестинцев. За каких-то шесть дней израильская военщина наголову разбила объединенные армии Египта, Сирии и Иордании. Синай, Голанские Высоты и Западный Берег оказались теперь в руках евреев, и тысячи палестинцев стали беженцами.
«Имя?» – рявкнул вербовщик.
«Сабри аль-Халифа».
Член «Фатах» с удивлением поднял на него глаза.
«Да, конечно, – сказал он. – Я сражался с твоим отцом. Пойдем со мной».
Сабри тотчас посадили в машину, и шофер помчал их по столице Иордании на конспиративную квартиру. Там он представил Сабри маленькому невзрачному мужчине по имени Ясир Арафат.
«Я ждал тебя, – сказал Арафат. – Я знал твоего отца. Это был великий человек».
Сабри улыбнулся. Он привык слышать комплименты своему отцу. Всю свою жизнь он слышал рассказы о героических подвигах великого военачальника из Бейт-Сайеда и о том, как евреи, чтобы наказать крестьян, поддерживавших его отца, стерли с лица земли деревню и отправили ее обитателей в эмиграцию. У Сабри аль-Халифы было мало общего с большинством его братьев-беженцев. Он вырос в хорошем районе Бейрута и учился в лучших школах и университетах Европы. Помимо своего родного арабского, он свободно говорил по-французски, по-немецки и по-английски. Космополитическое воспитание делало его весьма ценным для палестинского дела. Ясир Арафат не собирался давать ему прохлаждаться.
«В „Фатах“ полно предателей и коллаборационистов, – сказал Арафат. – Всякий раз как мы отправляем команду в атаку через границу, евреи уже ждут нас. Если мы намерены стать эффективной боевой силой, нам надо очистить наши ряды от предателей. Я думаю, подобная работа была бы как раз по тебе, учитывая, что произошло с твоим отцом. Его ведь предал коллаборационист, верно?»
Сабри кивнул. Ему тоже рассказывали, как все произошло.
«Станешь работать на меня? – спросил Арафат. – Станешь сражаться ради твоего народа, как это делал твой отец?»