Влюбленные
Шрифт:
— Я не морщусь!
— Как бы не так.
Амелия слегка вздернула подбородок, но решила не накалять обстановку. Уставившись на его рубашку в районе второй пуговицы, она сказала:
— Мне казалось, ты достаточно умен, чтобы понимать, в каком неловком положении я оказалась…
— И все из-за того, что мы чуть было не поцеловались.
Это был не вопрос, а констатация факта, поэтому Амелия не стала отвечать. Вместо этого она продолжала смотреть прямо перед собой и, только когда тишина стала понемногу становиться напряженной, подняла голову и взглянула ему в лицо.
— Твоей добродетели ничто не угрожает, — сказал Доусон. —
Амелия кивнула.
— Я серьезно. Ты мне веришь? — повторил он.
И хотя она снова кивнула, Доусон подумал, что на самом деле Амелия так и не успокоилась до конца.
Да что там, он и сам был далеко не спокоен.
К счастью, Хантер и Грант не заметили, что между Доусоном и их матерью что-то происходит — слишком они были возбуждены, попав в новую незнакомую обстановку. Она им, впрочем, нравилась — все, что имело отношение к «дяде Доусону», вызывало восторг. Дом, который он снимал, не был похож на их коттедж. Мебель была подобрана с большим вкусом, в кухне имелись многочисленные удобства, делавшие жизнь более комфортной, однако в целом обстановка была достаточно обезличенной и сугубо утилитарной. Коттедж Амелии был не съемным, а принадлежал лично ей. Он был куплен для нужд семьи Нулан, поэтому не было ничего удивительного в том, что он отличался индивидуальностью и отражал характер и привычки хозяйки. За многие годы в нем скопилось немало личных вещей, когда-то принадлежавших отцу Амелии; на стенах висели семейные фотографии, а на полу виднелись царапины и другие приметы, благодаря которым сразу можно было отличить настоящее семейное гнездо от «недвижимости».
Ее дети, однако, нисколько не скучали по дому, во всяком случае — сейчас. Новизна ощущений пересилила все: усталость, страх, растерянность. Они совали свои носики повсюду, вертели головами, разглядывая окружающее. Их ликованию не было конца; особенно они обрадовались, когда Доусон отвел их в одну из спален на втором этаже и, показав две двухэтажные кровати, сказал, что они оба могут спать на верхних полках.
— Будьте осторожны, не свалитесь с лестниц, — предупредила Амелия, когда мальчики как заправские матросы полезли наверх.
— Я бы хотел, чтобы эта комната была нашей всегда-всегда, — сказал Грант.
Хантер тоже заявил, что не прочь оставаться здесь как можно дольше.
Улыбнувшись, Амелия сказала:
— Ладно, давайте-ка вниз, пока не намочили покрывала. Вам нужно переодеться в сухое.
Дети послушно слезли и отправились обследовать смежную со спальней ванную комнату.
— Ты можешь занять спальню прямо напротив детской, — подсказал Доусон.
— Спасибо, но я, пожалуй, посплю на одной из нижних коек, — ответила она.
— Ты уверена? — Доусон с сомнением поглядел на двухэтажную кровать. — Но мне кажется, в отдельной комнате…
— Нет никакого смысла занимать две спальни, когда можно обойтись одной, — отрезала Амелия.
У Доусона сделалось такое лицо, что она подумала — он будет уговаривать ее и дальше, но он больше ничего не сказал. Вместо этого он произнес:
— Что ж, хорошо… Устраивайтесь, а я пойду переоденусь.
Примерно через полчаса Амелия, чувствуя себя намного спокойнее и увереннее, спустилась в гостиную по лестнице, которая была освещена крошечными светильниками, вмонтированными в каждую третью ступеньку. Волосы она высушила полотенцем, а сама переоделась в сухую одежду, которую захватила с собой. Правда, действуя в темноте и в спешке, Амелия схватила первое, что попалось под руку, и теперь щеголяла в светлых байковых брюках совершенно пижамного вида и темно-синей флисовой толстовке с капюшоном. Разумеется, верх и низ совершенно не подходили друг к другу, но она решила не придавать этому большого значения, тем более что выбора у нее все равно не было.
Когда она добралась до нижней ступеньки, то услышала голос Доусона, который спрашивал, все ли в порядке и не нужно ли ей чего-нибудь.
Все еще держась рукой за перила, Амелия обежала глазами полутемную просторную гостиную и заметила его. Доусон сидел в мягком кресле в самом дальнем углу. На журнальном столике возле его локтя стояла похожая на ночник лампа, которая почти не давала света.
— Извини, если я тебя напугал, — продолжал он. — В этой комнате работает только одна розетка. Верхний свет не горит.
Свет в кухне он, по-видимому, выключил. В противном случае светильник под потолком освещал бы и часть гостиной, но Амелия решила не поднимать этот вопрос. Ни слова о пустых бутылках из-под виски и флакончиках с лекарствами, которые стояли на буфете, когда они приехали, а теперь исчезли.
— Я пришла за стаканом, — сказала она. — В ванной комнате я ничего подходящего не нашла, а если дети проснутся ночью и захотят пить…
— Садись. Прежде чем спрятать следы своих преступлений, я налил тебе виски.
Его правая рука свободно лежала на поручне кресла, так что кисть свисала. Теперь Амелия разглядела, что в пальцах он держит бокал. Второй бокал стоял на столике рядом с лампой, ее свет отражался в янтарной поверхности напитка.
Амелия заколебалась, и Доусон сказал:
— Кроме бурбона, у меня ничего нет. Или ты не пьешь крепкие напитки?
— А ты как думаешь? Я — дочь своего отца, а он был настоящий южанин и джентльмен.
Доусон улыбнулся.
— Да ладно! Сознайся, мистер Нулан наливал виски в твою бутылочку вместо молока. — Он кивком указал ей на кресло рядом со своим. — Сядь, посиди, — повторил Доусон. — Когда я к тебе приехал, ты была какой-то… взвинченной. Виски поможет тебе успокоиться и заснуть.
«Сказал паук мухе», — подумала Амелия и все же не стала спорить, села и взяла в руки бокал. Кресло было мягким, удобным и очень уютным, и она рискнула подобрать ноги под себя, чтобы устроиться комфортнее. Заметив ее полосатые носки, Доусон усмехнулся:
— Какая прелесть!
— Боюсь, весь мой костюм оставляет желать лучшего, — отозвалась она, — но тут уж ничего не поделаешь. Я схватила первое, что попалось под руку.
Доусон окинул ее внимательным взглядом и, казалось, готов был что-то сказать, но в последний момент передумал. Некоторое время оба молчали, потом он проговорил, движением головы показывая на бокал в ее руке:
— Выпей!
Амелия сделала глоток и даже зажмурилась от удовольствия, почувствовав, как по телу стало разливаться приятное тепло. До этого момента она даже не сознавала, насколько озябла и продрогла. Откинув голову на мягкий подголовник, Амелия вздохнула:
— Господи, ну и денек!
— У меня был не лучше, — эхом отозвался Доусон.
— Что-нибудь случилось?
— Да… Можно сказать — неприятности на работе. — Он небрежно взмахнул рукой и тоже глотнул виски. — Достали уже!..