Влюбляясь в Бентли
Шрифт:
Проходит несколько минут, пока она игнорирует оба наших требования. Знаете, старую поговорку «В аду я бы не принес тебе даже стакан ледяной воды»? Да, думаю, здесь это вполне применимо. Она небрежно потягивает из своей маленькой бутылочки, потом зевает.
— Ладно, неважно, я тебя предупреждала. — Я наклоняюсь через ее колени, потягиваюсь и начинаю поднимать окно…
— Эй! Прекрати! — Ее ногти впиваются в мягкую кожу на моей руке. В эту игру могут играть двое. Я хватаю в горсть ее самое ценное — ее волосы.
— Ай! Отпусти! —
— Нет, пока ты не закроешь это чертово окно! ОУ! ОУ! Хватит меня кусать! — Я бью ее. Она похожа на бешеное животное: зубы и слюни, бешеное животное, которое плавало на спине в бочке с алкоголем.
— Прекратите! Вы обе ведете себя как сумасшедшие! — Я как бы слышу крик Джона.
Трудно быть внимательным, когда у тебя под носом чей-то локоть. Грузовик поворачивает, и я теряю равновесие, вес моего тела перебрасывается на Джона. Моя левая рука оказывается между его ног, запястье трется о его пах.
— Я из-за вас разобьюсь, если вы двое не остынете к чертям! — Рычит он.
Все мое внимание внезапно фиксируется на этой его части. Я не хочу смотреть на него, особенно пока моя рука находится там, где она находится. Я быстро убираю руку и поднимаю глаза на него. Могу ли я смутиться еще больше? Видимо, так и есть, поскольку он огрызается:
— Она пьяна. Какое у тебя оправдание?
— Мое оправдание в чем? — Мой голос звучит негромко. Я чувствую себя маленькой, примерно такой же маленькой, как камешек на берегу реки.
— Ты оправдываешься за то, что напала на нее? — объясняет он.
Он не жил моей жизнью. Я устала терпеть дерьмо Киры. Устала оправдывать одержимость моего парня ею. Устала всегда делать то, что мне говорят. Устала от того, что люди всегда думают, что я приму все, что они скажут. В основном, я просто устала. Джон не знает меня. Он не может знать или понимать.
Вздохнув, я выпрямляюсь. Ничего не отвечаю, потому что, честно говоря, у меня нет ответа. Все свое внимание я направляю в окно. Сегодняшний вечер вышел из-под контроля. Я потеряла свою лучшую подругу, поссорилась со своей кузиной и поцеловала парня, который не является моим. Хуже того, я хочу поцеловать его снова. Отлично. Может ли моя ночная ситуация стать еще хуже?
— Остановись! — Щеки Киры надуваются, и ее лицо становится белым. Она судорожно пытается схватиться за ручку двери грузовика несмотря на то, что грузовик движется. О, я уже видела этот взгляд раньше.
— Лучше послушай ее, если не хочешь, чтобы ее вырвало на весь твой грузовик.
— О, черт! — Джон нажимает на тормоз. Дверь Киры открывается, и она исчезает.
Я сказала себе, что не буду держать ее за волосы, если ее стошнит. Это была полная ложь. Я выхожу из машины, подхожу к ней и приседаю рядом с ее согнутой формой на земле.
— Кира, тебе нужно перестать так много пить. — Она хватается за живот и снова блюет, рвотные звуки наполняют ночь. Она вытирает слезы с уголков глаз и смеется, на самом деле смеется сразу после того, как рвота извергается
— Мы действительно должны говорить об этом сейчас? — Я тоже смеюсь, потому что это та Кира, которая мне нравится: ее сумасшедшая, смешная сторона. Я говорю ей:
— Мне жаль. Не знаю, что на меня сегодня нашло. Я не должна была быть такой грубой.
— Просто никогда больше так не делай, — отвечает она.
— Уверена, что ты… не важно, забудь. — Я хотела сказать, что она это заслужила, но устала с ней спорить.
— Ты в порядке? — спрашивает Джон, стоя на коленях по другую сторону от Киры. Он пропустил самое страшное, но я никогда не ожидала, что он выйдет из своего грузовика, чтобы проверить ее. Меня никогда раньше не тошнило от выпивки, я пробовала ее, но не более. Хотя однажды у меня была желудочная инфекция, и меня рвало как сумасшедшую. Колтон пришел посмотреть телевизор. Он ни разу не встал, чтобы помочь мне или проверить, как я себя чувствую. Уверена, что он пришел только потому, что они с родителями сильно поссорились. Я помню, как изо всех сил старалась не заснуть на диване, пока он без остановки говорил об этом. Через два дня он заболел тем же вирусом и целую неделю злился на меня за то, что я его заразила.
— Да, не благодаря тебе! — говорит Кира Джону, игриво подталкивая его. — Как насчет того, чтобы в следующий раз оставаться на дороге.
— Это была не моя вина. Я отвлекся на двух горячих цыпочек, которые боролись в моем грузовике. — Его губы подергиваются.
Кира ударила его по руке, и он вскрикнул, потирая место рукой.
— У тебя немного травы на твоей… — Он усмехается, оттирая ее зад. Красный цвет щек Киры заметен в лунном свете. Она спотыкается на своих шпильках, и он одним плавным движением подхватывает ее, неся обратно к своему грузовику. То, как они взаимодействуют друг с другом, заставляет ревность вспыхнуть глубоко внутри меня.
Остаток короткой поездки до моего дома проходит в тишине. Напряженная обстановка в кабине, мы втроем сидим локоть к локтю. Я хочу приехать домой и забыть, что эта ночь вообще произошла. Джон прочищает горло, и я замечаю мелькание его голубых глаз в зеркале заднего вида, затем они исчезают, сосредоточившись на дороге.
Кира признается, что очень устала, и спрашивает, может ли она провести ночь у меня дома. Я думаю, что это означает «нам с Тори есть что обсудить», потому что да, вроде как есть.
Я боюсь этого разговора больше, чем теста по математике. Позже, у меня дома, чувствую дрожь и неуверенность в себе, когда мы, надев пижамы, идем на кухню. Я достаю два стакана, молоко и пачку Оreo. Кира — лизун; ей нравится вылизывать кремовую середину, а затем макать часть шоколадного печенья в молоко. Я — полная противоположность (не лижу), соскребаю отвратительно сладкую кремовую середину, а затем макаю шоколадное печенье в молоко. У нас это ритуал. Мы очень серьезно относимся к нашим Оreo.