Вне времени
Шрифт:
Дора вновь лишь кивнула, но на этот раз едва заметно поджала губы. Однако, кажется, Кэролайн этого даже не замечала. Не замечала, что её собеседница не проронила ни слова и до сих пор мыслями была где-то в своих размышлениях, записанных в дневнике.
– А я вот даже не знаю, что я тут делаю. Не хочу учиться. Круто, конечно, что дают возможность гулять днём, но мне и ночью было неплохо. А вакцину эту мой отец выкупил у местных за бешеные деньги, так что я и без того могла нормально жить. А ты, кстати, здоровой не выглядишь. Как, в принципе, и любой нормальный, настоящий вампир. Марк тоже. Вот
Дора опустила голову, закрыв глаза, приложив ладонь к лицу. А после их вдруг накрыла тень, с едва слышимым хлопком. Над Дорой открылся маленький чёрный зонтик с кружевными краями.
– Прости, я задержался.
Марк стоял позади скамейки, смотра на Дору, даже не взглянув на Кэролайн. Та немного покраснела, ей Марк тоже нравился. И она совершенно не заметила, как тот к ним приблизился. Либо юноша настолько беззвучно ходил, либо просто переместился. Что для чистокровного вампира было неудивительно.
– Идём, я отведу тебя домой. Мне не следовало оставлять тебя одну на солнце на столь долгое время, – всё ещё держа зонтик, укрывавший Дору от прямых солнечных лучей, Марк помог девушке подняться, после кивнул ей на здание. Дора, не поднимая взгляда, направилась вперёд, юноша следовал за ней.
Кэролайн в недоумении вскочила, уставившись вслед этим двоим.
– Эй, ну это даже невежливо! – сказала она громко, им в спину, а после бросилась вслед за ними. – Я же спросила, можно ли мне познаком…
Что-то словно хлопнуло в воздухе, Кэролайн даже не успела вскрикнуть от испуга. Только увидела бездну во взгляде тёмных глаз Марка, который резко обернулся к ней, схватив её за запястье руки, которой девушка хотела коснуться Доротеи, чтобы обернуть её к себе. Кэролайн подрагивала, замерев на месте, не в силах отвести взгляд от чудовищного, леденившего душу холода, который сковывал её при этом зрительном контакте с Марком. Тот становился значительно старше, менялись его черты лица. И звук его голоса, и в особенности его слова, заставили девушку задержать дыхание. Словно из отдаления, и одновременно – над самым ухом, она услышала этот мрачный, страшный голос:
– Если ты ещё раз посмеешь коснуться моей жены, то глубоко пожалеешь об этом.
Он разжал пальцы, оттолкнув от себя Кэролайн, с некоторым холодным презрением, оставив её в глубоком шоке смотреть им вслед. Марк вновь поднял зонтик над Дорой, которая так и не обернулась, стоя спиной к ним, склонив голову. Юноша положил ладонь на её плечо и повёл к жилому корпусу.
Они зашли в здание, поднялись по лестнице и дошли до самой отдалённой, изолированной комнаты. Зайдя в неё, Марк сразу же закрыл за ними дверь.
За эти четыре года они не изменились внешне. Такова была их участь: замедленный, едва ли заметный по меркам людей рост, который опережало интеллектуальное развитие. Эта академия стала их пристанищем, их убежищем, их тихой гаванью. Их не тревожили. Их не принуждали ходить на пары. Им лишь приходилось посещать больничное крыло для обследования, для проверки уровня развития вакцины в их крови и прогрессирования болезни Доры, которую, впрочем, удалось если не вылечить, то уберечь от большой опасности. Оставались ещё некоторые побочные действия введённой ей сыворотки, иногда всплывали недочёты самого лечения, на её состоянии всё ещё сказывалось действие солнца. Но она была жива, она могла жить днём, она больше не задыхалась. И это было главным для Марка. Для которого в этой жизни больше ничего не существовало.
Их комната скорее напоминала небольшую квартиру. Основная комната могла показаться мрачной, её готические оттенки навевали уныние, но между тем – в комнате царил странный уют. Мрачный, тёмный, ясный лишь для двоих. На большую двуспальную кровать свисал полог из струящейся белой ткани, мягкой, едва ли ощутимой и невесомой, как и многое другое в этой комнате. Здесь было совершенное равновесие, баланс эмоции, спокойствие наполняло каждый сантиметр пространства. Тёмные столики, на которых стояли часы, лампы, рамки без фотографий, свечи, располагались в таком странном, идеальном беспорядке, что их невозможно было передвинуть – иначе нарушилась бы гармония. Тёмная, чёрная почти мебель была матовая, её обволакивала мягкая ткань небрежно брошенных покрывал.
Марк подвёл Дору к кровати, девушку немного пошатывало.
– Что эта пустословка наговорила тебе?
– Мне жарко. Слишком светло.
Марк быстро успокоился, вздохнув, осторожно обернув к себе девушку и коснувшись пуговиц на её спине. Платье скользнуло по белоснежной коже, вновь обнажив её. Марк поднял Дору на руки, трепетно уложив её на кровать, после снял с неё тонкие чулки и туфли. Затем юноша шагнул к окну, резко сдвинув тяжёлые тёмные шторы. В комнате сразу же стало темно. Он вернулся к кровати, зажёг толстую, уже немного оплавившуюся свечу и поправил полог.
– Тебе нельзя столько времени проводить на солнце. И одежда… она вредит тебе. Твоей коже, – юноша стиснул зубы. – Никто и ничто не имеет права касаться твоей кожи…
– Ляг.
Марк взглянул на Дору. В этом тусклом свете она выглядела полуживой, маленькой и безумно хрупкой обнажённой куклой. Её чёрные волосы немного сбились, грудь едва ли шевелилась под напором вдохов и выдохов. Тонкие, аккуратные пальцы касались ткани подушки. Казалось, жизнь в этой комнате была чёрно-белой – если бы не уникальные глаза Доротеи. Этот глубокий цвет ни с чем нельзя было спутать. И этот взгляд внимательных, больших глаз невозможно было не почувствовать на себе. Марк иногда вздрагивал от него, как и сейчас вздрогнул. Он тоже разделся, расположившись напротив девушки.
– Вампиры не обязаны носить одежду, – сказал он после долгой паузы, во время которой они просто смотрели друг другу в глаза. Но юноше почему-то казалось необходимым сказать это. Дора не отреагировала. Она словно читала какие-то ей одной видимые строчки на лице Марка.
– Чистокровные вампиры, как и люди, рождаются нагими, и должны прожить свой век в этой единственной естественной оболочке, которую подарила им природа… Если бы мы жили, отрезанные от всего мира, я бы не позволил этой мерзкой ткани причинять боль твоей коже.