Вне времени
Шрифт:
Марк ничего не мог сделать, он, увы, уже привык к этому. Что мир Доротеи был далеко от него, и что он был единственным, кого она туда впускала. Поэтому он вновь лишь молча наблюдал за её движениями, такими робкими и неуверенными, полными боязни и желания жить. Доротея отпустила его руку и сделала несколько несмелых шагов вперёд, выйдя из тени, которую на двор отбрасывало здание. Девушка ступала на цыпочках, словно боясь, что её кто-то услышит. И когда вся её фигура оказалась на дневном свету, Дора быстро захлопнула лицо руками, испугавшись этого света и задрожав. Марк, скрепя сердце, шагнул к ней, обняв со спины.
– Всё хорошо, я рядом. Не бойся.
Доротея не отозвалась. Она тяжело дышала, после, переведя дыхания, отняла руки от лица и, чуть щурясь от столь непривычно яркого света – окинула взглядом своих больших глаз внутренний двор. В нём не было деления на отдельные внутренние дворы, здания шли по кругу, напротив ворот, через которые они прошли, находился главный корпус – большое, массивное здание, слева и справа от которого находились здания поменьше. Но на всё это Доротея, казалось, не обратила никакого внимания. Она вдруг вырвалась из объятий Марка и побежала вперёд.
– Солнце!
На бледных губах девушки появилась улыбка, которая заставила Марка замереть. Он видел её всего несколько раз, когда Дора была ещё маленьким ребёнком и не осознавала своей болезни. Тогда они, кажется, просто играли, и Марк рассказывал ей о дальних странах – тогда у неё и появилось желание увидеть мир. Тогда она ещё не понимала, что для неё это было неосуществимой мечтой. Не понимала, что этот мир для неё закрыт и недоступен. Теперь она кружила по двору, раскинув руки в стороны, подставляя своё белое лицо солнцу. Полы её недлинной юбки тёмного платья трепал лёгкий, едва уловимый ветер, летавший по территории внутреннего двора. Дору закружило, она начала замедляться, пока её тонкие ножки не подкосились, пока она не опустилась на землю. Марк бросился к ней, подхватив, положив ладонь на её щёку. Та стала теплей обычного. На губах Доротеи всё ещё была улыбка, но уже болезненная.
– Оно… такое красивое… но от него всё равно больно. Нет, не забирай меня, Марк… я хочу его видеть.
– Дора, у тебя жар!..
– А небо правда… выглядит ближе. Когда оно такое голубое. Днём. Как мы могли жить без этого?
– Нам нужно вернуться в госпиталь…
– Мы как будто жили в норе… Мы познали все красоты ночи… Теперь… теперь мы будем познавать день, да?
– Кто-нибудь, помогите!..
– С ней всё будет в порядке, если ты уведёшь её с прямых солнечных лучей.
Их накрыла тень, падавшая от массивной фигуры Коула. Марк быстро кивнул и поднял девушку на руки, отнеся обратно к зданию. Коул нахмурился, взглянув на бледное лицо Доры.
– Ты должен рассказать мне, насколько часто она чувствует недомогание. Тогда мы что-нибудь придумаем. Кто вообще разрешил вам покидать госпиталь?
– Вампир… его зовут Уолтер, он сказал, что…
– В госпитале лучше слушать медиков, – холодно прервал Марка Коул. Юный вампир выглядел поистине обычным юношей в сравнении с громоздкой фигурой мужчины.
– Оставь её нашим врачам, и пошли со мной, – сказал он, ухватив Марка за плечо, когда тот нехотя отстранился от койки, на которую уложил девушку. Однако Коул вдруг ощутил неприятный импульс, его пальцы свело, он обернулся, возмущённо взглянув на Марка. Но замолчал, увидев, какая страшная бездна отразилась во взгляде юноши.
– Я попрошу вас не прикасаться ко мне. И никогда не прикасаться к Доротее.
– Если ты будешь потакать её капризам и делать всё, что ей вздумается – ты её не убережёшь.
– Не смейте так говорить о ней! Это не капризы. Вам не понять.
Коул пожал плечами и кивнул Марку на стул возле своего стола, когда они зашли в кабинет. В ящиках мужчины уже рылась, что-то выискивая, Берта.
– Как она себя чувствует?
– Слаба, от солнца стало плохо, – за Марка ответил Коул, сев за стол. Берта кивнула, после подняла взгляд к юноше.
– Расскажи, что ты знаешь о её болезни.
– Я думаю, вам лучше знать, если вы действительно медики.
– Вообще-то мы и хотим помочь, – грубо прервал юношу Коул. Берта положила ему руку на плечо, словно говоря, чтобы тот успокоился, после вновь спросила:
– Как часто бывают припадки? И бывают ли вообще. Когда вы узнали про болезнь?
– Она… родилась такой. Очень слабой. Ни я, ни кто-либо ещё не знал, выживет ли она. Доротея никогда не отличалась выносливостью. Её дневной сон в последнее время был крайне нарушен, она просыпалась и часами могла смотреть в зашторенное окно. Иногда она задыхалась от слишком яркого освещения, и мы глушили свет. Иногда жаловалась на то, что её кожа болит от соприкосновения с тканью. Когда она была ребёнком, было тяжело подносить её к воде, слишком холодная или слишком тёплая вода заставляли её терять сознание.
Берта так же, как и Уолтер, отметила, с каким трепетом юноша говорил о сестре. Это действительно было просто поразительно. Всё его чувство пронизывало не столько слова, сколько интонации, с которыми говорил Марк. Тембр его голоса менялся каждый раз, когда он говорил о Доротее, а её имя из его уст звучало едва ли не мистически. Берта, наконец, достала какую-то папку, положила её на стол и начала листать, упершись левой рукой в поверхность стола. Коул также смотрел досье в папке.
– Вот, я же говорила. Венозная недостаточность. У нас таких случаев не зарегистрировано, есть только перечень старых способов лечения.
– Но вы же сможете ей помочь?
Берта и Коул переглянулись. Коул хотел что-то сказать, но Берта его опередила, заметив:
– А ты на всё готов, кажется, чтобы она жила, верно?
– Совершенно.
Берта несколько секунд молчала в задумчивости, после захлопнула папку.
– Венозная недостаточность – заболевание редких вампиров. Люди этим не болеют, просто потому, что не выжили бы с подобным. Это во многом плата за наш образ питания и жизни в целом. Недостаток солнечного света, верней, его полное отсутствие, кровь, заменяющая многие вещества, и некоторые генетические особенности – всё это влияет на наш организм. Её вены с трудом прогоняют поддерживающие её жизнь вещества, движение в них замедляется. Отсюда недомогания и периодические удушья – перекрываются сосуды, доступ кислорода становится меньше, кислородное голодание и закись мышц…
– Но ведь чистокровным вампирам не нужен кислород…
– Это вы так думаете. Ваш род тоже во многом мутировал со времён первой ветви, знаешь ли. Твоим далёким родственникам кислород действительно не был нужен. В ваших предках не было крови – но они употребляли её, и она, в конечном итоге, пустила абсолютно, принципиально новую кровь – по вашим жилам. Кровь она, конечно, только по названию. То же и с кислородом. Теперь, даже без смешения кровей с человеческой – вы не отличаетесь устойчивостью и сопротивляемостью, какой обладали ваши предки. Ведь ты дышишь, верно? И можешь надолго задержать дыхание, на несколько дней, даже недель, возможно, но после твой организм начнёт разрушаться. Её организм слабей – в этом отношении она немногим лучше смертной. Она как ночное растение, такая же беззащитная и уязвимая. Любой может подойти и сорвать её…