Вне закона
Шрифт:
На баржах шла уже путевая жизнь. Где дымок из печки, где дрова кто-то рубит, где смотритель чем-то еще занят. На паре шаланд и пассажиры есть, какие груз сопровождают. На «Бурлаке» же на корме накрывался стол, собирались звать к обеду. Может, еще и малость прохладно вот так на воздухе открытом над водой обедать, но к обеду подавали водку, естественно, так что ничего, согреемся. Я даже подумал о том, что надо было все же к Ваське на шаланду проситься, потому как тут сопьешься к черту, пока до места доберешься.
Пили здесь много, пили почти все. Трезвенников до сих пор не встречал. Пьянство было развлечением и стилем жизни, с учетом того, что большая часть пребывавшего здесь контингента богатством духовного мира обременена не была. Даже я, старавшийся блюсти меру, постоянно ловил себя на том, что деваться от пьянства по сути и некуда. Или хоть не общайся ни с кем. Без стакана или кружки пива и не поговоришь.
Многие не просыхали уже вообще никогда, а многие так и вовсе спивались. Но с такими дело иметь прекращали, потому что считалось, что нормальный человек должен меру знать. Где мера? Ну, если своими словами описать, то примерно так: с утра пить можно только в лечебных целях в выходные. Если ты в пятницу в дрова был, а в субботу с утра с похмелья гибнешь, тогда уже можно, лечись, люди поймут.
В обед пили все, но все же не рекомендовалось напиваться. Так, прими для аппетиту и потом для пищеварения, но ходи прямо, не шатайся. А вот после шести, скажем, это уже предосудительным не считалось. Моветоном было спать на столе, на земле валяться и до дому не дойти. То есть совсем контроль над собой терять. Если ты в кабаке засыпаешь и лежа ходишь, то уже все, тогда к тебе отношение меняется. Ну и еще любителей пьяной бычки в русском обществе от нее быстро отучали. Потому как если кто бычит по-дурному и люди видят, то к такому и меры могли принять, причем самые разные, по ситуации.
У американцев с этим сложней, там драки чаще, но худым они заканчиваются реже. А чаще ограничиваются криками и бранью. Нет привычки «за базар подтягивать», и, может даже, при таких обстоятельствах оно и хорошо. Поорут да и успокоятся. А у русских вечно проблемы от отвязанной метлы.
Так я обратно о пьянстве: от него здесь никуда не денешься.
Обед, который входил в стоимость проезда и который приготовил кок «Бурлака», был прост, но добротен – гороховый супец с копченой грудинкой, котлеты с картошкой, соленья, ну и водка, само собой. И, к радости моей, было еще и пиво – мой личный метод борьбы с этой самой водкой. Всегда можно сказать, когда очень активно предлагают, «я лучше по пивку». Правда, холодновато под навесом на палубе для пива, а сто грамм согреют…
Вот так и живем. «Такие дела», – сказал бы Васька.
Во главе стола сел Юра, справа от него Семен, потому как шкипер. А дальше мы уже сами по себе расселись. Разлилась по стопкам водка, первый тост был здесь традиционным – за удачу. Первая пошла под супчик хорошо, как-то сразу и теплей стало. Ну и разговор завязался. Темы пошли торговые все больше, что и где почем и как это продать. Помимо тех, кого я уже раньше упоминал, плыли с нами еще несколько торговцев. Один из Батлер-Крик, по прозвищу Хохол, какое он своим акцентом и постоянным сбиванием на суржик оправдывал на все сто, а остальные из Нарыма и Нерчинска. А один из них, откликавшийся на Серегу и Грека, еще и собирался с товаром до Желтухино.
– А туда как, не опасно? – спросил я. – Слышал, что там беспредел полный.
– Ну не такой и полный, – отмел он опасения. – Им же туда много что нужно.
– Постоянно в Нарым за всяким добром ходят, – добавил, не прекращая жевать, некто Артур – толстый мужик с большим толстым же носом, кудрявыми волосами и большими черными глазами. – Я вот инструментом торгую, так в Желтухино лучше всего берут. А ты оружейник, я слышал?
– Оружейник.
– Туда бы тебе тоже продавать можно. Там есть через кого продать, не кинут.
– Ага, с Мамоном дело иметь можно, – подтвердил молодой рослый мужик с большим родимым пятном на виске, имя которого я запамятовал. – Это с местными у него терки все время, а с торговцами у него как в аптеке, не хочет проблем.
– Свести? – спросил Артур.
– Товара пока нет, чтобы так торговать, – отбоярился я.
Соблазн есть, но не уверен, что польза от такого знакомства будет. Всерьез оптом торговать у меня пока оборотки нет, да и не мой это рынок. Я все же больше по патронам, или вот как сейчас: дозанял денег, ухватил партию – и радуюсь. И в Желтухино я ее не повезу просто потому, что и так все разойдется. И мне лучше, если разойдется среди привычных покупателей, им же потом буду патроны снаряжать и торговать.
А Мамон что мне даст? Какую-то информацию по золоту? Да если бы у него такая информация была, он бы это золото давно сам бы нашел. И не предлагал треть с найденного, что вообще глупость, потому как на золоте номеров серийных нет и опознать его… даже не знаю, как он опознавать и собирается. Скорее всего, треть он предложил тогда, когда была надежда самих грабителей догнать.
– А Мамон там вместо Цигеля? – спросил я, ни к кому конкретно не адресуясь.
– Ага, – кивнул Артур, – вместо Цигеля. Раньше у него в бригадирах был. Кстати, с Мамоном проще, Цигель все же меру терял.
– Цигель с иглы не слезал, – прокомментировал Толстый. – От него вечно человек в Доусон катался, у «Висельников» опий-черняшку брал чуть не мешками.
Колян, услышав о «Висельниках», усмехнулся, посмотрев на меня искоса.
– Я слышал, что «Висельники» только траву и алкоголь гонят, нет? – спросил я.
– Вся дурь снизу реки через них идет, – покачал головой Толстый. – Они этот канал изо всех сил держат. Поэтому на другие дела, так сказать, у них сил не хватает.
– Тогда в Доусоне их кто-то крышевать должен, нет? – спросил Хохол.
– Нет, они у нас сами по себе, просто не лезут никуда, – ответил Толстый. – Но края обозначили: если кто попытается выбить их с дури, то они своих со всей реки подтянут. Ну а поскольку опиатами банчить западло малость, то никто их особо и не трогает. Мексиканцам в Доусоне не закрепиться, чужие они там, поэтому вынуждены «Висельникам» товар отдавать, а те дальше везут.
То, что для Цигеля дурь брали у «Висельников» – это связь?
– А дурь он для себя брал?
– Да ты что, – засмеялся Юра. – Он ее в Желтухино толкал. Там половина старателей на ней сидела. Идеальный обмен шел, дурь на золото.