Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель
Шрифт:
— Везет… А Тритон — он с семи лет в море.
«Дедушка Персей, — украдкой вздохнул мальчик, — если и охотится, так на вакханок с сатирами. И меня не берет. Про папу Алкея и разговора нет. Куда ему, с его ногой — на охоту?»
— Бежим?
— Ага!
Море распахнулось перед ними во всю ширь, до горизонта, где водная синь растворялась в бирюзе небес. Плеск, крики, хохот — на берегу веселились два десятка мальчишек из Тиринфа и Навплии. На ходу срывая хитон через голову, Амфитрион с разбегу бухнулся в воду, подняв целую тучу брызг. Над
— Ух ты!
— Ничего себе…
— Тритон! Это Тритон!
— У него ж мамка — нереида. Будь у меня такая мамка…
— А ты говорил — врет! А он не врет!
— Правильно он тебе в ухо дал…
— Трито-о-он! Верни-и-ись!
— Ну ты дельфин!
— Это брательник мой, Палемон — дельфин. Пасет их, клювастых…
Тритон был смущен. Он не привык к восторгам окружающих.
— Научишь?
— Ну, я это…
«Не научит, — вздохнул Амфитрион. — Таким родиться надо…»
Вдвоем с Кефалом они уселись на берегу, в сторонке. Пускали по воде плоскую гальку — «жабка, жабка, поскачи!» — и наблюдали за Тритоновыми ученичками. Те старались изо всех сил, и зря. Тритон брызгал слюной, орал, как резаный, но куда там… В конце концов тирренцу надоело учить. Он нырнул и уселся на дно, вцепившись в скользкий валун. Сквозь прозрачную толщу воды Тритон был точь-в-точь свой божественный тезка — только без хвоста. Сидел враскоряку, пучил глаза; иногда пускал пузыри. Блики солнца играли на коже Тритона, превращая ее в радужную чешую.
— Он же утонет! — заволновался Гий.
— Скорей рыбы перетонут!
— Не, ну правда? Может, вытащить?
— Сам вытаскивай…
Нырять за тирренцем Гий не решился. И правильно сделал: Тритон вынырнул без чужой помощи. К тому времени всем уже обрыдло гадать, когда он всплывет. «Левкофея, — вспомнил Амфитрион имя Тритоновой матери. — Не знаю такой богини. Амфитрита, жена Посейдона, Эйдотея-оборотень, Фетида Пеннобедрая; Кето-Пучина, хозяйка чудовищ… Новенькая? Или врет, что богиня? Просто морская нимфа…»
Вдоволь наплескавшись, мальчишки принялись строить крепость из песка. Кефал заскучал: не играть же с детворой? Но пригляделся…
— Эй, тут башня нужна!
— Зачем?
— По врагам стрелять, когда ворота начнут ломать!
— Точно!
— Давай башню!
Облицованная снаружи мокрой галькой, башня вышла на славу.
— За воротами лабиринт сделаем…
— А ров кто копать будет?
— Зачем? В Тиринфе рва нет, и ничего…
— Тиринф на холме стоит, — втолковывал стратег Кефал. — А ваша крепость — где? На ровном месте! Враги со всех сторон подступят…
— Правда, со рвом лучше…
— И воды, воды туда!
Под руководством Кефала Деионида, прославленного зодчего, крепость росла к небесам. Тиринф и Микены тихо давились от зависти.
— Играем в войну?
— В Персея и Медузу!
— Я — Медуза!
— Ну вот, опередил…
— Я тоже хотел…
Странное дело, удивился Амфитрион. Никогда раньше не случалось столько желающих быть Медузой. Во-первых, чудовище. Во-вторых, как ни крути — баба. И оружия ей не положено, кроме взгляда.
— Я — Персей! — крикнул Гий.
— Зеркальце у кого-нибудь есть?
Зеркальца не нашлось. У Гия был «глаз Гелиоса»: кругляш из полированной бронзы, на кожаном ремешке. Отбежав к кустам, Гий выломал себе хворостину — «меч».
— На вылет?
— Ага!
Пухлый, похожий на девочку малыш из Навплии, первым урвавший роль Медузы, вплел себе в волосы пучки водорослей — вместо змей. Скорчил жуткую рожу:
— Давай!
Гий повернулся к нему спиной, поймал «Медузу» в «зеркало». Взмахнул для пробы хворостиной-мечом.
— Пришла твоя смерть, Горгона!
Оба закружили по берегу, взрывая песок босыми пятками.
— Взгляни на меня, Персей! — завывал навплиец.
— Не дождешься!
— Смотри на меня!
— Умри, чудовище!
Свистнул меч, рассекая воздух. Персей норовил подобраться на расстояние удара, но ловкая Медуза уворачивалась, отступая. Улучив момент, навплиец кувыркнулся, исчез из зеркальца — и вскочил на ноги перед Персеем. Отвернуться герой не успел.
— Окаменел!
— Кто следующий?
— Я! Я — Персей!
Кроме Амфитриона, желающих не нашлось.
— Взгляни на меня, Персей! — взвыло чудовище.
Амфитрион не ответил. Он видел в кругляше — в зеркале! в чудесном щите! — оскаленный лик Медузы. С шипением вздымались и опадали волосы-змеи. Мелькали скрюченные пальцы с когтями-серпами. Слепили взор золотые перья крыльев. Меч полоснул горячий воздух — мимо! Главное — не выпустить врага из зеркала. Иначе возникнет перед тобой, взгляды сойдутся — и станешь камнем на веки вечные. Или вцепится в шею медью когтей, разорвет глотку… Отражение метнулось в сторону и исчезло. Амфитрион повел зеркалом; под ногами хлюпнула волна, зашуршала мелкой галькой. Мальчик и не заметил, как оказался по колено в воде.
Вода…
Он глянул вниз. Ему повезло. Одна волна уже откатилась, утратив силу, а следующая еще не достигла берега. В водной глади ясно отразилась Медуза, крадущаяся к жертве. Торжествуя, взвизгнул меч. Амфитрион рубанул не оглядываясь, наотмашь, через плечо — сверху вниз. И еще раз — снизу вверх, чтоб наверняка.
— Победа!
Где ты, следующая Медуза? Герой убьет и тебя!
Навплиец понурился, честно признавая поражение. На груди его розовел тонкий след от хворостины. Ну, и где же восторженный народ? Кто первым восславит Персея Горгофона? Народ, к изумлению мальчика, безмолвствовал. Народ воротил носы. Дружное сопение было единственной песней в честь сына Златого Дождя.