Внутренние война и мир
Шрифт:
Когда Гитлер убивал людей, он был вовсе не в том же состоянии ума, что и Кришна. Гитлер наслаждался Убийством; разрушение, истребление людей доставляло ему удовольствие. Другой вопрос, достиг ли Гитлер своей цели, но он убивал со страстью. Подобная страсть к убийству и есть жестокость.
Поймите меня правильно, желание разрушать, стремление убивать и является жестокостью. Совершается в действительности убийство или нет, это — отдельная проблема. Страсть Гитлера к убийству является болезнью ума.
Важно убедиться в том, что, если человек испытывает интерес к убийству
Отказ Махавиры от насилия — это созидательное чувство, направленное на мир. Жестокость Гитлера деструктивна, и его страсть к разрушению также нацелена на мир. Поэтому чувство имеет значение. Но в своей жизни мы еще не можем оценить то, что происходит на подлинном экзистенциальном уровне.
Позвольте мне пояснить свою мысль через небольшой рассказ...
Многие приверженцы Кабира приходили к нему домой. Эти люди пели гимны и песни, восхваляя божество, а когда они собирались уходить, Кабир приглашал их разделить с ним трапезу. Это доставляло много проблем жене и сыну Кабира.
Однажды сын не выдержал и сказал ему: «Все зашло слишком далеко! Сколько еще мы будем тратить деньги и припасы? Как мы можем продолжать кормить такое количество людей? Пожалуйста, больше не приглашай своих посетителей на обед».
Кабир ответил: «Я совсем забыл; когда гости приходят ко мне, я забываю о том, что у нас дома нет еды. Но когда к тебе приходят гости, как можно думать о том, есть ли в доме продукты? Поэтому я раз за разом убеждаю их не уходить не отобедав».
Сын резко и насмешливо возразил: «Что же, нам начать воровать?»
Кабир сказал: «Прекрасная идея! Почему ты не подумал об этом раньше?»
Сын не мог поверить своим ушам. Он и не ожидал, что Кабир может такое сказать.
Но все-таки это был не обыкновенный сын — в конце концов, он был сыном самого Кабира. Он ответил отцу: «Так, значит, сегодня вечером мне пойти и совершить кражу?»
Кабир сказал: «Ну конечно!»
Чтобы еще глубже проверить Кабира, сын спросил: «Ты пойдешь со мной?» И Кабир сказал: «Конечно!»
Той же ночью сын сказал Кабиру: «Пойдем!» Он хотел довести ситуацию до логического завершения; он хотел понять, действительно ли Кабир готов совершить кражу.
Кабир готов воровать? Это было выше понимания сына. Точно так же Арджуна не мог понять, как Кришна может быть готов на убийство.
Камаль, сын Кабира взял отца с собой. Подкрадываясь к чужому дому, он постоянно оглядывался вокруг.
Кабир спросил сына: «Почему ты так нервничаешь? Что заставляет тебя дрожать?»
Когда Камалю наконец удалось перелезть через стену и он спросил Кабира: «Мне войти?» Кабир ответил: «Конечно. Иди вперед!» Сын вошел и вынес из дома ведро пшеницы. Ему казалось, что еще секунда и Кабир остановит его. Это было уже слишком.
Но отец помог Камалю донести ведро, а затем сказал ему: «Теперь пойди, разбуди людей и скажи, что мы проникли в их дом и взяли
Сын ответил: «Но что же это за кража? Разве вор рассказывает о том, что он украл?»
Кабир сказал: «Воровство, которое нельзя раскрыть, — это грех. Поэтому пойди и расскажи все хозяевам!»
Тогда сын спросил: «Все это время я не удивлялся и очень тревожился, не понимая, как ты мог мне позволить украсть?»
Кабир ответил: «Я совсем забыл об этом. С тех пор, как я понял, что все — одно, я перестал осознавать, что одни вещи принадлежать мне, а другие — чужие. Поэтому, если что-то нам не принадлежит, то, конечно, воровство является грехом. Но я забыл, что взятое нами — не наше. Я рад, что ты напомнил мне об этом. Но почему ты не сделал это раньше?»
Кабир говорит, что, пока вещь принадлежит другому человеку, воровство является грехом. Но если ничто не принадлежит никому в отдельности, если все принадлежит целому, если воздух, которым дышит другой человек, настолько же мой, насколько и воздух, которым дышу я, в таком контексте, на этом уровне, бессмысленно называть кражу грехом.
Но Кабир говорит об этом, находясь на экзистенциальном уровне. Эти слова сказаны человеком, который добрался до конечной стадии просветления.
Итак, Кабир говорит: «Если ты не можешь разбудить этих людей, тогда верни им ведро пшеницы. Если ты боишься рассказать о чем-то тем, кто является все лишь частью твоего «я», значит, взятая нами вещь точно не твоя. В таком случае лучше вернуться и поставить ее на место. В конце концов, от кого мы в действительности пытаемся скрыть эту кражу?»
Теперь этот вопрос встал на двух совершенно разных уровнях, в двух диаметрально противоположных мирах. Вы непременно должны это понять. Один — экзистенциальный мир, где все принадлежит целому, сущему, где кража невозможна. Другой — мир нашего ума, где другой является «другим», а я есть «я». Здесь моя вещь — «моя», а то, что принадлежит другому человеку, — «чужое». На этом уровне кража возможна; ее можно совершить, и ее совершают.
До тех пор, пока вещь, принадлежащая другому человеку, — «чужая», кража является грехом. В реальности никто никогда не ворует; просто объекты перемещаются с места на место. Как мог такой феномен как кража появиться на этой земле? В будущем ни я, ни вы не останетесь в живых; моя собственность не сохранится за мной, а ваша собственность не останется вашей. В мире сохраняются только предметы. Какая разница, в каком доме они будут лежать?
В экзистенциальной сфере воровство невозможно. Кража осуществляется на психологическом уровне, на уровне чувств и эмоций.
Если бы Гитлер мог сказать, что в убийстве нет жестокости, что смерти не существует, то он не нуждался бы в телохранителях. При таком условии, он имел бы полное право и дальше уничтожать людей в Освенциме. Я не смог бы возразить против этого. Но такой человек как Гитлер, который беспокоится о собственной безопасности и при этом стремится убивать других, глубоко уверен в том, что убийство реально. В конце концов, он делает все возможное, чтобы спасти собственную жизнь.