Внутренний порок
Шрифт:
— Я знаю, мне надо… этим озаботиться, Сонч, но…
— Сети следовало по крайней мере предупреждение дать, — Сончо уже вполне в неистовстве. — Страна Жевунов и без того странная, не так ли, и умственного смятения зрителям добавлять не надо, и я вообще-то считаю, тут есть потенциал для годного коллективного иска к самой «МГМ», поэтому на следующей еженедельной планёрке нашей фирмы я подниму этот вопрос.
— Можно я спрошу кое о чём, типа, в связи?
— В смысле — про Дороти и…
— Н… вроде. Помнишь заначку денег с Никсоном, которую вы с ребятами выудили из лужи. Я только
— Мне определённо хотелось бы верить, что по большей части они живы и здоровы где-нибудь на федеральном складе вещдоков.
— Тебе хотелось бы, но…
— Ну, на какое-то время там на палубе на всё просто забилось… Федералы же — они как все прочие, не стоит ожидать, что они станут жить на зарплату.
— С картинкой штука в том, что на ней все, похоже, только сошли с «Золотого Клыка» — ну или собираются на него зайти.
— Роскошно. Так ещё раз, как это связано с Дороти Гейл и её цветным зрением?
— Что?
— Ты сказал, что этот твой снимок «типа, в связи».
— А. Ох, ну связь тут вот, в этой странной цветопередаче? Ага. Цвета на нём такие, что будто под кислой?
— Попытка засчитана, Док.
Прикидывая объявиться в конторе, Док выехал с Марины по бульвару Линколна, скользнул через ручей и по Калверу в Висту-дель-Мар. Ещё на парковке он ощутил: что-то странно, не только в притихшем днём здании, но и в расположении Петунии.
— Ой, Док, тебе точно надо сразу к себе подниматься? Мы уже сто лет интересно ни о чём не болтали. — Она приятственно взгромоздилась на высокий барный табурет у своей стойки регистрации, и Док не мог не заметить, что в её сиреневую экипировку сегодня, похоже, не входило бельё в тон, — вообще-то в прикид не входило никакого белья. Хорошо, что на нём тёмные очки — можно пялиться дольше обычного.
— Эм-м, Петуния, ты мне хочешь сказать, что меня ждут посетители?
Она опустила и взор, и голос.
— Не совсем.
— Не совсем посетители?
— Не совсем ждут?
Дверь наверху стояла незапертой и слегка приотворённой. Док нагнулся и достал из кобуры на лодыжке тупорылый «магнум», хотя определить, что творится внутри, не требовался даже острый слух. Док протиснулся в дверь и первым делом увидел Клэнси Муштард и Тарика Халила — они еблись на полу его кабинета.
Немного погодя Тарик поднял голову.
— Эгей. Доктор Спортелло, братан. Это же ничего, правда?
Док поднял на лоб солнечные очки и сделал вид, что изучает сцену.
— По мне так нормально, только тебе-то лучше известно, наверно…
— Он вот о чём, — Клэнси откуда-то из-под низу, поясняя, — ничего, что мы у тебя в кабинете. — Судя по всему, пока Док был в Вегасе, они объявились тут в один день порознь, его искали, и Петуния решила, что они такая милая пара, поэтому выдала им запасной ключ. Док извинился и снова направился вниз перемолвиться с Петунией, преимущественно размышляя о единственном слове — «милая».
— Я знаю, у тебя душа сводницы, Петуния, и обычно всяческие интимности мне ништяк, только не между элементами того дела, с которым я работаю. Слишком много информации, которая в итоге мне так и не достаётся…
И тому подобное. Ага, сильно это помогло от искры вероятно-безумия в её глазах.
— Но ведь уже слишком поздно, неужели ты не видишь? у них любовь! Я тут лишь кармический посредник, у меня на самом деле дар знать, кто должен быть вместе, а кто нет, и я никогда не ошибаюсь. Я же ночей не спала, готовилась сдать на степень по Консультациям Отношений, чтобы вносить свою лепту, сколь угодно крохотную, в общее количество любви на свете.
— Общее что?
— Ой, Док. Любовь — единственное, что вообще может нас спасти.
— Кого?
— Всех.
— Петун-ъя? — из каких-то конторских глубин завопил д-р Трубстен.
— Может, только не его.
— Я, наверное, сейчас подымусь обратно и проверю, на самом ли деле они там…
Пару раз осторожно стукнув в дверь своего кабинета, Док робко сунул голову в щель и на сей раз узрел Тарика и Клэнси опять в одежде — они тихо играли в кункен и слушали пластинку «Оркестра Бешеного Пса», которой, насколько Док знал, у него никогда не было. Очевидно, тут нельзя было исключать галлюцинацию, но, с другой стороны, если всё это происходит на самом деле, среднему пыжику требуется только одно — приглядеться, не набирает ли энергии и присутствия общий для них обоих элемент, Глен Муштард, словно призрак, медленно проступающий въяве.
Клэнси приметила Дока и что-то прошептала Тарику. Оба отложили карты, и Тарик сказал:
— Рассчитывал, что ты когда-нибудь появишься, чувак.
Док направился к электрическому кофейнику и начал делать кофе.
— В Лас-Вегас надо было съездить, — сказал он. — Думал, ищу Шайба Бобертона.
— Клэнси что-то такое говорила. Удалось?
— Что угодно, кроме, — пожал плечами Док. — Вегас же.
— Он злится, — сказала Клэнси.
— Вот и нет.
— Я хотел поговорить с тобой про Глена, — сказал Тарик.
— Я тоже, — добавила Клэнси.
Док кивнул, поискал в рубашке сигарету, вышел с пустыми пальцами.
— На, — сказала Клэнси.
— «Вирджинские тонкие»? это ещё что? — Но Клэнси уже протягивала зажигалку, как Статуя Свободы или типа того. — Ладно, — сказал Док, — по крайней мере, с ментолом.
— Надо было тебе всё рассказать, — сказал Тарик. — Теперь-то поздно, но я всё равно мог бы доверять тебе побольше.
— Какой-то белый детектив, которого ты раньше и в глаза не видел, — и ты мне не доверял? У-ух, вот теперь-то я злюсь.
— Надо ему рассказать, — заметила Клэнси Тарику.
— Но… — Док отошёл пронадзирать за кофеваркой. — Минутку, чувак, ты разве не говорил, что принял по этому поводу какой-то обет молчания?
— То не считается, — ответил Тарик. — Думал, раньше считалось, но Шайб и прочие нацики тоже клятву давали, во что бы то ни стало прикрывать друг другу спину, и погляди, как это Глену пригодилось. И я чё, э, должон эту срань уважать? Я с крючка-то спрыгнул. Им не нравится — ну посмотрим, до чего у них дойдёт.