Во славу Отечества!
Шрифт:
Как только со стен крепости заметили русские конные разъезды Туркестанского корпуса, а вместе с ними пришла весть о разгроме Казим-бека, в крепости моментально началась паника. Напрасно Вазир-паша яростно кричал на своих аскеров, нещадно лупцуя их спины и головы тяжелой палкой, и потрясал над головой револьвером под прикрытием штыков своего конвоя. Что-то лопнуло в душе у солдат, пропал страх перед начальством, и их стала больше заботить своя судьба, а не будущее страны. Теперь, когда уже не было страшного Энвера-паши, каждый из них мог подумать и о себе.
Все только и делали вид, что были готовы выполнять приказы эфенди, но, как только генерал уходил, солдаты моментально собирались в кучи и яростно обсуждали между собой наступление проклятых гяуров.
Последней каплей, переполнившей чашу терпения турок, стало известие о захвате русскими Токата, таким образом, было полностью перерезано сообщение Сиваса с побережьем. Горячие головы и паникеры неистово кричали, что завтра гяуры обязательно займут дорогу, ведущую на Анкару, и все окажутся в ловушке.
Едва были произнесены эти слова, как вся вооруженная масса людей, одетая в форму турецкой армии, без всякой команды немедленно устремилась на юг к Кейсарии. У кого-то там была родня, у кого-то знакомые, но большая часть солдат просто бежала, повинуясь слепому чувству стадного рефлекса.
Никто не знал, что случилось с Вазир-пашой. Одни утверждали, что он застрелился, стоя на крепостной стене, не в силах перенести бегство своей армии. Другие я пеной у рта доказывали, что его подняли на штыки его же собственные солдаты, когда генерал пытался остановить их с помощью своей неизменной палки. Третьи хитро кивали в сторону гор и таинственно сообщали, что Вазир эфенди сбросил свой роскошный генеральский мундир и, нацепив на себя непривычную солдатскую гимнастерку, пустился в бега от греха подальше.
Было ли это правдой, или всего лишь слухами, в те страшные времена всё могло случиться. Неизменным осталось лишь одно, армия Вазир-паши полностью прекратила свое существование вместе со своим командиром.
Сивас был занят русскими утром 16 мая, и прибывший в крепость вместе с пластунами Юденич, приветствовал входящих в крепость солдат, стоя в автомобиле. То было очень яркая и незабываемая картина. Солдаты прекрасно знали, что командующий в последнее время был рядом с ними, и поэтому они спешили выказать этому человеку, отнюдь не геройского вида, свое искреннее почтение и любовь.
Держась одной рукой за откидное стекло, генерал вскидывал руку в приветствии перед каждым батальоном, проходившим торжественным маршем мимо него. Усталые солдаты старательно пытались чеканить шаг, проходя мимо своего любимого командира, громко выкрикивая свои приветствия в его адрес.
Лес стальных штыков мерно проплывал мимо героя Кавказа, и в этом было что-то, давно забытое, от древних триумфов римских императоров. С той большой разницей, что триумфы проходили в сытом и спокойном Риме, тогда как этот город, ещё совсем недавно, был полем боя. И это чувство триумфа объединяло армию и её полководца.
Едва радостная весть о падении Сиваса достигла Ставки Корнилова, как Верховный правитель незамедлительно поздравил Юденича с блестящей победой и объявил о присвоении ему почётного титула Кавказского. Кроме этого, генерал был награжден орденом Георгия первой степени, став одним из четырёх русских полководцев, чью грудь и шею украшали все четыре знака этого ордена. Это считалось на Руси высшим проявлением признания воинского таланта награжденного. Сам орден Георгия первой степени среди генералов расценивался гораздо выше присвоения фельдмаршальского звания. Сам великий генералиссимус Суворов имел всего три ордена святого Георгия и считал себя обойденным судьбой.
Читая поздравительную депешу, Юденич одновременно испытывал огромную радость от воплощения в жизнь его тайной и давней мечты, и, одновременно, ему было немного неудобно по отношению к бывшему великому князю Николаю Николаевичу Романову, бывшему наместнику Кавказа. Он, как и Юденич, имел трех Георгиев и внёс определенную лепту в победу над врагом. Желая внести справедливость, генерал решил ходатайствовать перед верховным о награждении князя орденом Анны первой степени.
Столь удачно взятый Сивас шумел, наполненный победителями, но война продолжалась. Оставшийся в Анкаре Мустафа Кемаль и слышать ничего не хотел о прекращении войны. С упорством фанатика он издал новый фирман, в котором провозгласил борьбу до победного конца, и предпринимал энергичные попытки создать действенный заслон перед русскими штыками на Анатолийской равнине.
Юденич же, вовсе не горел желанием зря проливать кровь русских солдат. Все его помыслы были прикованы к югу, куда он в спешном порядке повернул корпуса Пржевальского, Абациева, де Витта и Чернозубова, оставив при своем штабе в Сивасе лишь Туркестанский корпус. Теперь, главной целью нового похода была далёкая Александрета, в которой, согласно замыслу Корнилова, должен был быть создан новый Севастополь.
Дав войскам два дня отдыха, уже 19 мая полководец двинул свои войска на юг. Двумя широкими клиньями двигались русские корпуса по горным склонам Анатолии в направления Тавра. Соединения Пржевальского и Абациева от Сиваса продвигались на Малатью, где нашли прибежище воины 2 и 3 турецких армий, лишившись своих генералов. Оставляя справа от себя склоны Эрджиеса с Кейсарией, в которой также скопились разрозненные турецкие части, русские быстрым маршем втягивались в Токмакское ущелье, которое было самым коротким путем к их цели.
Не встречая организованного сопротивления, они быстро продвигались по землям Османской империи. Сбивая случайные заслоны, турок на горных дорогах пластуны 1 Кубанской бригады шли впереди всех, успевая только рапортовать генералам о занятии того, или иного важного участка высокогорного серпантина.
Отмечая на карте полученные данные авангарда, генерал Пржевальский только покрякивал от удовольствия, представляя себе с какими кровавыми боями, он проходил бы эти горы неделю назад.
Совсем в другом направлении и в других условиях двигались войска де Витта и Чернозубова. Также оставляя, справа от себя, горные массивы Тавра, пехота де Витта двигалась на Урфу, чтобы затем переправившись через Евфрат, выйти на Газиантеп. Этим маневром Юденич полностью отсекал от самой Турции месопотамские и палестинские части османской армии, обрекая их на продовольственный и военный голод, и тем самым, принуждая к капитуляции.
На пути де Витта было гораздо меньше разрозненных турецких частей, и поэтому Юденич установил им столь широкий фронт на пути к морю. Вместе с ними двигались части Чернозубова, который направил часть своей пехоты к Мосулу, получив взамен конников из корпуса Баратова. Такой маневр имел дальний прицел, с одной стороны он усиливал русские позиции на севере Месопотамии в противовес британским частям армии генерала Мода, и с другой стороны позволял произвести охват Урфы с двух сторон, подавляя, таким образом, в головах защитников гарнизона города любую мысль о сопротивлении.