Во власти наслаждения
Шрифт:
И пять месяцев, проведенных в Италии, больше не казались потраченными напрасно. В Англии его ожидала любимая красавица жена. Жена и маленький сын Люсьена никогда не вернутся. Письма нашлись слишком поздно и уже не могли спасти их, но они могут послужить выкупом за освобождение из тюрем Бонапарта другой семьи. Алекс, увидев новую цель, торопил кучера. Сейчас самым важным было доставить письма в Англию — важнее, чем вернуться туда самому.
Спустя пять месяцев после отъезда из Англии Алекс стоял на палубе и улыбался, чувствуя на лице холодный влажный ветер, дующий с английского побережья. Нет
Подошел Люсьен, тепло одетый для такой погоды. Алекс дружески обнял его за плечи.
— Мы сделали это! — воскликнул он, стараясь перекричать натужный скрип маленького судна, которое, раскачиваясь, входило в порт.
Тотчас же портовые грузчики забегали взад и вперед по сходням, перенося ящики вина.
— Осторожно! — крикнул Алекс, перекрывая шум дождя.
Один из матросов вздрогнул и обернулся, но грузчики, ловко пробиравшиеся между грудами товаров, лебедок, канатов и мусора, скопившегося в доке, не обратили на него внимания.
— Они справятся, не беспокойся, — усмехнулся Люсьен. — Они свое дело знают.
— Я не боюсь, что они уронят ящик. Но если они растрясут портвейн, он отстоится только через два года, а я бы не отказался сейчас от стаканчика!
Люсьен обернулся и прижал к себе Брижитт.
— Разве я не сказал, чтобы ты ждала меня в каюте? — упрекнул он ее.
Алекс смог рассмотреть только блестящие пряди волос, выбившиеся из-под ее капюшона. За время, проведенное на борту корабля, он очень полюбил храбрую сестренку Люсьена. Уже исчез напряженный взгляд, и она начинала походить на обыкновенную тринадцатилетнюю девочку.
— Я хотела увидеть Англию, — с заметным французским акцентом сказала она. — Это мой новый дом.
Алекс положил руку на ее плечо, и они трое стояли вместе и наблюдали, как сгружают с корабля на берег последние ящики. В глубине души Алекс сознавал, что за всю свою жизнь он ничем не будет гордиться так, как этой поездкой во Францию. В том, что эта светящаяся радостью милая девочка осталась жива, была и его заслуга: из рассказа Брижитт они узнали, что торговца шляпами все чаще и чаще спрашивали о его «племяннице». Значит, рано или поздно Брижитт забрали бы в полицию для допроса.
Алекс указал на берег:
— Твой новый дом перед тобой. Идем?
— Дафна будет ждать нас, — сказал сестре Люсьен.
— Ты думаешь, Дафна осталась в Лондоне после окончания сезона? — с любопытством спросил Алекс. — Разве она не уехала в деревню?
— О нет, — ответил Люсьен со спокойной уверенностью. — В таких обстоятельствах она никогда бы не уехала из Лондона.
Сердце Алекса екнуло. Он даже и не предполагал, что Шарлотта может все еще оставаться в Шеффилд-Хаусе. А что, если она там? Что, если она тоже ждала его, ни желая ни на минуту оттягивать встречу с ним?
Сойдя на берег, он увидел, как Люсьен с Брижитт сели в карету, и нанял экипаж. Как только они завернули за угол Албемарл-сквер, он увидел, что дом заперт, ставни закрыты, снят дверной молоток. Должно быть, Шарлотта увезла Пиппу в деревню. Конечно, что еще ей оставалось делать: она понятия не имела, когда он вернется. За пять месяцев он сумел послать жене всего лишь одну зашифрованную записку. Все же он полагал, что лорд Брексби держал ее в курсе событий. Завтра он прежде всею доставит письма Наполеона, а уже на следующий день сможет прижать к себе жену. Алекс многозначительно улыбнулся.
И если у немногих остававшихся в Шеффилд-Хаусе слуг был смущенный вид, то Алекс этого не заметил. Китинг, его личный слуга, сопровождал Шарлотту в деревню, а Алексу никогда бы не пришло, в голову задумываться над тем, почему два оставшихся лакея смотрят на него так странно. Ехать в клуб ему не хотелось. Он принял ванну и бросился в постель, довольный, что находится на твердой земле. Нет никакого смысла ехать в «Уайте», засыпая, думал Алекс: никого из его друзей нет сейчас в Лондоне. Сессия парламента завершилась, светский сезон подошел к концу, даже суды не действовали. В закопченном Лондоне остались одни лишь государственные служащие вроде Брексби.
Но и лорд Брексби уехал. Удалился в поместье, как сообщили Алексу. Вот так и случилось, что один из подчиненных лорда Брексби, некто Юарт Хастингс, имел удовольствие довести до сведения графа Шеффилд и Даунз, какой потрясающий скандал учинила его жена. Самые последние слухи касались ее беременности: предположительно это ребенок его брата. Алекс выслушал Хастингса с окаменевшим лицом. Хастингс в душе замирал от страха — никогда он еще не видел такого страшного лица, но все равно продолжал говорить. Слишком уж велик был соблазн рассказать столь надменному аристократу, что его жена ведет себя как проститутка. Будучи мелким служащим, Хастингс терпел бесконечные унижения, и теперь он наслаждался каждой минутой унижения другого. Поэтому он рассказал все: как Шарлотта упала в обморок, впервые встретив Патрика; про статью в «Сплетнике»; про то, что Шарлотта принимала Патрика в Шеффилд-Хаусе; про последовавшую беременность.
— Около четырех или пяти месяцев, — весело сообщил Хастингс. — Я очень огорчен, ваша милость.
И вдруг он осознал опасность своего положения: на лице Алекса дергался мускул, а глаза горели недобрым огнем. Хастингс смог лишь неуверенно произнести: «Милорд, эти разговоры не имеют под собой основания…» Алекс только посмотрел на него. Затем перегнулся через стол, грубо схватил его за аккуратно завязанный галстук, и лицо Хастингса оказалось вровень с пылающим гневом взглядом Алекса.
— Я не потерплю, если услышу, что ты когда-нибудь повторишь эту грязную клевету, — процедил Алекс сквозь стиснутые зубы.
— Не буду, — с трудом пропищал Хастингс.
Пот катился по его спине. Алекс с презрением оттолкнул его. Хастингс перевел дыхание. Повернувшись, Алекс молча вышел из комнаты.
Как только дверь закрылась, Хастингс опустился на стул. Он чувствовал, что весь дрожит как осенний лист на ветру. Безумный — вот кто такой этот Александр Фоукс! Сумасшедший! Он, Хастингс, сообщил Фоуксу только то, что сказал бы ему любой прохожий на улице. Что же Фоукс собирается делать? Угрожать половине населения Лондона?