Во все Имперские. Том 3
Шрифт:
Так что за день до своей смерти наш прошлый Император Павел Первый подтвердил старый запрет пилюль, и усилил наказания, положенные за торговлю ими. Теперь-то, конечно, понятно, что местными пилюлями торговали ваши родители, барон…
— За день до смерти? — уточнил я, — То есть Император Павел решил серьезно взяться за производителей пилюль, а потом сразу же умер… Причем всего на день раньше моих родителей, которые и производили эти пилюли?
На несколько секунд повисло молчание. Нарушил его герцог:
— Мда, занятная ситуация. Вы полагаете,
— Тем не менее, мои родители мертвы, на мне кровная месть, так что я намерен разобраться в этой бессмыслице, герцог, — заметил я, — И, насколько я понимаю, других производителей пилюль, кроме моих родителей, в Империи не было?
— Судя по всему, не было, — осторожно ответил герцог, — По слухам, пилюли пропали из продажи полностью как раз тогда, когда были убиты ваши родители. Но тут на самом деле еще больше странного, барон…
— О чем вы?
— Вот об этом, — Кабаневич обвел рукой окружающее пространство, — Вы спрашивали, сколько стоят эти пилюли, барон. Так вот — стоимость одной такой пилюли может доходить до нескольких сотен тысяч рублей, по моей информации. А тут огромная лаборатория. Огромная, и очень дорогая.
То есть ваши родители определенно зарабатывали буквально миллионы. Но… Вы уж простите, но это никак не согласуется с вашим полуразвалившимся поместьем, с вашим заросшим парком, да и вообще со всем образом жизни ваших родителей, которых, извините еще раз, скажу честно, в Империи все считали нищими…
Я кивнул.
Герцог был прав. Его рассуждения согласовывались с тем, что я прочитал в дневнике барчука. Мои родители зарабатывали целые состояния на пилюлях, но, как следовало из дневника барчука, отдавали все деньги неизвестному черноусому. Тому самому черноусому, которого так боялся барчук Нагибин.
Зачем они отдавали деньги этому неизвестному — было пока что неясно, но я твердо решил в этом разобраться.
— Ладно, какое там сейчас наказание за производство и продажу пилюль? — решил я сменить тему.
— Смертная казнь. И за производство, и за продажу, — подсказала Головина, — А за употребление — крупные штрафы.
— А почему пилюли русским магам не продают китайцы? По идее это же китайская тема, насколько я понял?
— Барон, вы меня не слушали? — вздохнула Головина, — Китайские пилюли русским магам жрать смертельно опасно, европейцы могут потреблять только адаптацию этих пилюль, эту адаптацию и клепали здесь ваши родители. Кроме того, Китай находится под жестким контролем.
После последнего восстания сепаратистов одиннадцать лет назад на границе с Желтороссией усилили таможню. Так что никакая контрабанда из Китая до Петербурга больше не доходит. Китай — наша колония, но там полноценная государственная граница, между Желтороссией и остальными восточными областями России.
— Ясно, — кивнул я, — В общем, у нас сейчас в руках производство, которое сделает нас богатейшими магами в стране, дамы и господа. И конкурентов у нас на рынке нет. И единственное что может нам помешать — это виселица, куда нас отправит Охранка, если разоблачит, или те таинственные люди, которые отбирали все бабло у моих родителей, заставляя их жить в нищете. Все верно?
— Отлично сказано, — в очередной раз ухмыльнулся герцог Кабаневич, — В целом все именно так. Но проблему с Охранкой мы, я думаю, решим через ваши связи, барон. Что же до таинственных людей, грабивших ваших родителей — я уверен, совместными усилиями мы сможем забороть проблему. Все мы сегодня продемонстрировали нашу мощь. И мой клан Подскоковых-Кабаневичей, и ваша масонская ложа, барон. А когда двое сильных объединяются — они становятся несокрушимыми.
— Вообще-то это моя масонская ложа, а не моего жениха, — влезла Головина, напомнив мне сразу о двух неприятных вещах одновременно.
— Это уже детали, баронесса, — поморщился я, — Ладно, давайте к делу. Я предлагаю пополам. Пятьдесят процентам вам, герцог, пятьдесят — мне. Поместье, естественно, остается моим. Сегодняшние убийства мы друг другу прощаем, чтобы между нами не было кровной мести.
— Меня это устраивает, — подтвердил герцог, — А еще вы отдаете мне лезвие меча, барон.
— Этого не будет, — я холодно посмотрел на герцога, — Но согласен на вариант, что вы отдадите мне рукоять.
— Забавно, — герцог хохотнул, — У нас с вами есть потенциально мощнейший артефакт, но мы не можем собрать его, потому что у каждого из нас по половинке. Вам не кажется это глупым?
— Кажется, — согласился я, — Поэтому можете отдать мне рукоять, и тогда у нас будет целый меч.
Ситуация была на самом деле патовой, каждый из нас понимал, что в вопросе меча другому не уступит.
— У вас будет целый меч, барон, у вас, — уточнил Кабаневич, — А вы тем временем понятия не имеете, что с ним делать. В отличие от меня.
— А что с ним делать, герцог?
— Ладно, — уклонился от ответа Кабаневич, — Боюсь, что по этому вопросу мы договориться не сможем. По крайней мере, сейчас. Вернемся к нему позднее?
Я кивнул.
Кабаневич в свою очередь подал знак своему краснобородому сынку, тот тут же исчез в голубом вихре.
Минута прошла в томительном ожидании, а потом краснобородый вернулся. Его руки возлежали на плечах принцессы и Пушкина, оба выглядели смертельно уставшими, но были в сознании и вроде даже целыми.
Пушкин ругался, принцесса мрачно смотрела на меня.
— Простая предосторожность, простите, — произнес герцог, а потом приставил свой кинжал Рюрика к горлу принцессы.
Девушка было попыталась оттолкнуть герцога, но я остановил её:
— Погодите, графиня. Постойте смирно. Это справедливое требование.
— Ну ты и козел, Нагибин… — пробормотала принцесса.
Ну ни фига себе. Вот такого я от неё точно не ожидал, я готов был поклясться, что козел — самое страшное ругательство, которое девушка произносила в своей жизни.