Водитель трамвая
Шрифт:
Решетов высунулся из окна и недолго поговорил с застрявшим водителем. После чего мы тронулись дальше, а тот остался ждать помощи.
— Машина его якобы подрезала, — скупо пояснил нам наставник, — он тормознул… ну и… раскорячился… артист!
Ещё помимо того что я научился быстро ездить и не бояться дороги за те пробежавшие хмурой гиеной дни я усиленно учил грёбаные карточки по ПДД (помните? — восемьсот вопросов! — да ниспошлёт Всевышний на голову их придумавшего широченную лысину)! Экзамены — то были на носу. И добился в их изучении блистательных результатов. Что меня и спасло. Поскольку кроме них я больше не учил ничего. Ну а поскольку говорить в настоящей главе по большому счёту больше не о чем, я, пожалуй, перейду к следующей. Точнее — к следующему рассказу. Уже об экзаменах, как они проходили и чем ознаменовались. А затем наступит и самое интересное. Хотя, что может быть интереснее сдачи экзамена по вождению трамвая людьми, совершенно не умеющими им управлять, и по большей части трясущимися от одной данной мысли?
Глава 4. Экзамены.
Наш старый знакомый Петухов, с трудом сдерживая рыдания, вращал глазами во время предварительной сдачи ПДД, в комнате учебного комбината глядя на то, как наша группа пыталась сыграть в угадайку при помощи компьютера. Нас рассадили равномерно и каждому загрузили по две
— Я сам могу выпить, — доверительно сообщил мне Петухов с глазу на глаз, — и пьяным за руль даже садился. Но чтобы так… прямо на занятия… да почти перед экзаменами…
Между тем сами экзамены на поверку оказались фарсом. А что вы ждали? Вообще-то, ещё накануне экзаменов кто-то из сдававшей перед нами группы нас предупредил: директорша (или как её там) присутствующая в обязательном порядке на сдаче экзамена ни черта не понимает в трамвайной начинке. И тем более в том металлоломе, что был свален позади парт в качестве наглядного пособия. Нам даже со смехом рассказали историю, как сдавала экзамен по механике одна весьма примечательная девушка. Подкована она оказалась к концу обучения весьма относительно, а потому «плавала» и вообще вагонными особенностями прямо скажем мало интересовалась. Некультурный человек вот такой отыскался. С ней-то, небось, и поговорить в кровати не о чем. Если только о чём-нибудь несущественном, наподобие того на какие вши существовать если контрацепция вдруг даст сбой и на свет появиться новый гражданин РФ со всеми своими правами, свободами и затратными желаниями. Но речь не о том. Говоря кратко, означенная выше некультурная дама вошла гордой поступью в класс, предстала перед ясными очами комиссии в лице директорши, Митрофанова и ещё кого-то завалящего, и вытянула билет. А все билеты до чрезвычайности противные. Прямо — таки мерзопакостные. В каждом дурацкие вопросы, на которые ещё ответствовать надлежит. Она посидела, поплевала в потолок и вышла отвечать. А вопросы задавала директорша. Митрофанову как вы понимаете, весь этот цирк давно осточертел. Ну, и начался откровенный гон. Дама с камелиями, вернее с полномочиями вопрошает, мол, как устроена колёсная пара. Наша Маша мямлит в ответ обычную чушь, типа там комплект пружин, подвески там всякие и сами колёса, которые имеют свойства крутиться. Такие скупые пояснения категорически не устраивают скрупулёзного дознавателя и клоунада продолжается. Директорша смотрит в билет, затем на соседа Митрофанова молчащего с кривой ухмылкой, далее поворачивает морду к нашенской партизанке и справляется относительно редуктора. Чё — чё? — ненадолго зависнув в расхлябанной позе, уточняет Маша. Дескать, что за пустяки между нами дамами говоря? Что за хрень, мать твою? Цензор повторяет озвученную задачу: талдычь о редукторе юная самка-соперница. Мол, у тебя вся жизнь может впереди, и мало ли отыщешь себе богатея-чиновника, которого я отыскать так и не сумела, а ты не знаешь что такое редуктор. Машуля, которая и вправду имеет не полное представление, правильно ли она разобрала слово «редуктор» продолжает корчить из себя недотрогу. Тьфу на вас ещё раз. Но противостояние продолжается. Расклад сил тот же: две несведущие в трамвайной политике фигуры женского пола и не вступающий в бой Митрофанов. В конце концов, выведенная из себя нежеланием нашей героини проливать свет на столь необходимую в народном хозяйстве область как трамвайный редуктор, директриса требует хотя бы его показать. И тогда наша Маша спокойно делает два шага в бок, и вытягивает палец на первый попавшийся железный предмет, валяющийся на полу у парты.
— Ну хорошо хоть знаешь как он выглядит! — облегчённо, с чувством выполненного долга провозглашает цербер. — Ладно, больше мучить не буду. Сдала. Я правильно говорю?
Данный вопрос она адресует не кому-нибудь, а Митрофанову. Имеющему высшее техническое образование и вынужденному в силу перестроечных реформ продолжать карьеру в комбинате. Закрыв глаза, и с трудом удерживаясь на стуле, тот кивает головой, по-прежнему боясь сказать хотя бы слово.
«Надо же, угадала!» — думает обрадованная девушка, и вприпрыжку бежит прочь.
И дело заключается даже не в том, что молодая предводительница трамваев указала совсем не на редуктор, а в том, что всем без исключения было на это наплевать. Как говориться, кадры решают всё…
Не знаю, насколько приведённый рассказ соответствует истине, ведь я сам там не был, но оснований не верить, у меня лично нет никаких. И, прежде всего потому, что мы сами сдавали почти также. Я, к примеру, на экзамене по электродинамике (если я не путаю), у Кирсанова вытянул поначалу тоже какую-то хрень наподобие редуктора или карданного вала. Тут же положил билет назад и взял другой. Без спроса. Там оказалось устройство пантографа. Мелочь, то есть, говоря проще. И всё это под пристальным взором самого Кирсанова. Он хоть и покачал головой и погрозил пальцем, но ничего не сказал, и отправил меня готовиться, после чего вызвал, поставил тройку и отпустил
— Вы же для чего учитесь? — наставлял он нас. — Чтобы быстрее окончить комбинат, и пойти зарабатывать деньги. Правильно? Вот и давайте, оканчивайте, сдавайте…
Петухов, разумеется, так распекался не от сострадательного отношения к нам. Просто за каждого не сдавшего экзамен с него срубали часть премии. Пусть и нищенской но для него крайне щекотливой. Однако на сей раз ему несказанно повезло. Проскочили все. Я, правда, немного заартачился с одним придурком из комиссии, но, в конце концов, всё закончилось благополучно. Только Петухов мне потом высказал всё, что он обо мне думает. Я на сей раз признал свою вину, и кажется, после этого его обида на меня прошла. Он вообще как я понял, был человек отходчивый и в основном неплохой. Просто жизнь его скрутила в бараний рог и заставила извиваться пиявкой. Вот он и оскотинился малость. Впрочем, это скверное оправдание. Тогда жизнь скрутила не только его, хотя и не он один оскотинился. Ну да ладно. Если у меня будет время и желание, как-нибудь напишу отдельную книгу о девяностых годах и людях в них миражировавших. Тема интереснейшая. И персонажи колоритнейшие. А пока о трамваях.
Сдавать экзамен в ГИБДД мы отправились всей группой. Я к тому времени сильно сдружился с Жанной Васильевой, и потому мы держались вместе. Собственно как и все. Шли группами, растянувшимися в шеренгу. Как каторжане при проклятом царском режиме. А дорога оказалась далёкой. От станции метро Речной Вокзал мы тряслись на автобусе, после чего пёрли пешкарусом мимо каких-то подворотен и помоек в звенящую снежную даль. Было часа три дня. Тёмный зимний день. Пасмурно. Тревожно. Угрюмо. Мы шли, повинуясь движимой нами великой цели. И всех нас грело ощущение избранности, ответственности момента и внутренняя убеждённость, что только мы можем… м-м-м… премного извиняюсь, это я перечитал в детстве героической советской литературы. Ну там цикл «Подвиг», если помните и всё такое. Словом, это уже очковтирательство какое-то. В общем, мы преодолели все преграды и оказались в ГИБДД. Долго нас там не мурыжили, рассадили как сорняки за убитые компьютеры, загрузили карточки и айда. Я пошёл среди первых — вместе с Жанной, и кажется, первый же и отстрелялся. Не сделал ни одной ошибки. И лишь выйдя оттуда, впервые ощутил чувство уверенности за всё время обучения. Теперь я знал: права мне дадут. А потому успокоился. Однако ждать пока сдадут все, пришлось долго. Большая часть из наших сидела, подолгу обдумывая каждый ответ. У кого-то было по одной ошибке. И только у Гены Николаева уже было две. Он пошёл среди последних.
— Завалится хохол, — сообщил мне, выйдя из кабинета, Володька Фролов. Он сдал, как и я без единой ошибки. И теперь стоял рядом, наблюдая, как сдают экзамен остальные. — Уж очень он долго думает над каждым ответом.
— Ну думать не вредно, — отозвался я.
— Там чем дольше думаешь, тем больше путаешься, — пояснил свою мысль мой собеседник. — Карточки-то придуманы идиотами.
Однако сдал и Николаев. Он вышел оттуда самый последний, раскрасневшийся, но счастливый.
— Да ерунда это всё! — воскликнул он. — Я бы и одной ошибки не сделал. Просто не туда нажал.
— Ну давай попросим мента загрузить тебе ещё двадцать вопросов если так, — предложил ему Фролов, питавший к Геннадию личную и стойкую неприязнь. — Я думаю, они будут не против.
Эта мысль не слишком пришлась по душе Николаеву, и он угрюмо замолк.
Обратно мы возвращались кто как. Мы с Жанной отбыли вместе, поскольку жили в одном районе, и ехать нам было удобнее через метро Войковская. Остальные также разбежались кто куда. Из того дня я ещё запомнил как мы ехали с Жанной в набитом до отказа автобусе прижимаясь друг к другу и рассматривая оледеневшие тёмные улицы с ярким светом фонарей и окон домов. Прошло уже много лет, а я до сих пор помню лицо моей тогдашней спутницы. И то, с каким доверием она прижималась ко мне, глядя на меня по своему обыкновению спокойно и доброжелательно. До сих пор не могу понять, отчего тогда у нас с ней не сложилось? Какой-то дурацкий муж… какие-то полунамёки, и тут же полуостановки с её стороны. Бред какой-то. Вернее — молодость. Сейчас бы я разобрался со всем этим на раз. Но не было бы тогда ни «Горького осадка» и скорее всего и этой книги. Хотя это и не большая потеря. Но оставим лирику.
Таким образом, все предварительные экзамены — включая самый страшный для большинства в ГИБДД — оказались позади, и перед нами замаячил основной — экзамен экзаменов. Краеугольный можно сказать. Экзамен по вождению трамвая. Все предыдущие являлись лишь подготовкой к нему. И все преподаватели в комбинате, и наставники больше всего стращали нас именно им. Мол, тут уж шутки кончились. Начинается по-настоящему серьёзное испытание. В чём смысл экзамена? Вы садитесь в водительское кресло вагона Татра — 3, включаете всю дребезжалку, давите педаль в пол и едете по маршруту — правильно! — соблюдая все ограничения и особенности пути, останавливаетесь на остановках, объявляете название остановки и едете дальше. Казалось бы всё просто. Однако. Всё вышеперечисленное необходимо делать правильно. Что это означает? Включать управление трамвая следует строго перед реверсом. Иначе — минус. Трогаться медленно и постепенно без рывков. Умело нажимать на педаль, не задерживаясь ни на одной промежуточной позиции. Дабы крутился барабан, и не залипали пальцы. Не дай бог вагон начнёт дёргаться прямо во время сдачи экзамена. Кроме того — подъезжать к остановкам нужно на скорости 15 км в час. И никак иначе. Забудешь, не сбросишь скорость перед остановкой — опять же минус. Да и объявлять остановки можно забыть. Ты ведь поглощён вождением. А кроме всего прочего надлежит ведь ехать хорошо — дабы никого не сбить и никуда не врезаться. А помните, я рассказывал, что Татру я к тому времени основательно забыл? Я — то ведь провёл две недели в Октябрьском депо, на КТМ-ме. И привык к ручному управлению. А на Татре я сидел всего пару раз, да и то минут по 15–20 максимум. Ну и как я мог научиться её водить? За такое время? А между тем, требования, если вы не забыли, причём повышенные предъявлялись именно к нам — представителям Краснопресненского, Бауманского и Апаковского депо. Нам-то ведь на Татрах работать. А к представителям Октябрьского и Русаковского депо — где имелись исключительно КТМ-мы, придирок было минимум. А вот они-то как раз за последние две недели учебной езды весьма неплохо изучили Татру. Что тут скажешь? Это не лечится.