Водораздел
Шрифт:
— Скажу тебе… ночью, — рассердилась бабушка. Но Хуоти стал умолять ее, и она все же начала, понизив голос, рассказывать:
— Жили были старик со старухой, и был у них сын. Перед смертью говорят они сыну: «Когда мы умрем, смотри, живи честно».
Старик и старуха умерли. Остался их сын сиротой. Живет парень один-одинешенек. Вот однажды он и думает: «Схожу на охоту!» Берет ружье со стены и в лес отправляется. Идет он долго ли, коротко ли, попадается ему лесное озеро. А на берегу озера девушка сидит, волосы расчесывает. И такая красивая, что нет на земле равной ей.
— Кто ты будешь? — спрашивает парень.
— Я бедная пастушка, — отвечает девушка. — От бруснички я родилась…
Утрем парень снова идет в лес и приходит опять к озеру. Девушка сидит на том же месте и волосы расчесывает.
— Иди ко мне жить, а то я один живу, — говорит ей парень.
Пастушка пошла к нему, и стали они вдвоем жить-поживать. А жили они плохо. Все, что в доме было, поели — коров и овец. И стало им нечего есть. Тогда парень и говорит:
— Пойди в амбар да подмети сусек. Может, хоть одно зернышко найдешь.
Пошла девушка в амбар, подмела крылышком сусек и нашла одно-единственное ржаное зернышко. «Посею-ка я его, может, вырастет что-нибудь», — подумала девушка. Посеяла она зерно на поле. Утром встает и говорит парню:
— Сходи, погляди, ту взошло ли зернышко.
Парень пошел на поле. Видит — стебель вырос, длинный-предлинный, до самой тучи дотянулся.
Парень полез вверх по стеблю. Лез-лез, до самой тучи добрался. А в туче дыра. Парень через эту дыру и залез на тучу. Ходит по туче, никого нигде не видно. Потом видит — стоит малюсенький домик. Входит он в дом, а там старуха в подполье на жернове мелет. А глаз у старухи один, и тот она на шкап положила. А сама жернов крутит. А из жернова так и сыплются пироги да шаньги, калитки да лепешки. Парень взял мешок, наложил в него всяких пирогов, взвалил мешок на плечо и спустился с тучи обратно на землю. Пришел и говорит девушке:
— Вот у нас и еда есть.
Открыли мешок и стали есть. Девушка спрашивает:
— Где ты взял все это?
Парень рассказал.
Проспали они ночь. Утром парень опять собрался за пирогами.
— Возьми и меня с собой, — просит девушка.
— Не возьму, ты засмеешься, — ответил ей парень.
Так он ее и не взял. Один поднялся на тучу и пошел в маленький домик. Старуха в подполье мелет на жернове. Глаз лежит на шкапу. На этот раз парень наложил два мешка пирогов и вернулся домой. Опять у них есть еда.
Девушка говорит опять:
— Возьми меня хоть один раз с собой.
Парень отвечает:
— Не возьму. Ты засмеешься.
— Да не засмеюсь, — говорит девушка.
Утром парень взял с собой девушку и полезли они вдвоем на тучу. Пришли, а старуха опять жернов крутит. Глаз ее лежит на шкапу. Стали парень и девушка накладывать в мешок пироги. Старуха не видит — глаз-то на шкапу лежит. Тогда девушке стало смешно, и она засмеялась. Старуха услышала и взяла глаз со шкапа.
— Ага, попались, — говорит она и разводит огонь в железной печи. — Вы у меня пироги воровали, так я вас теперь зажарю.
Парню она говорит:
— Садись на лопату, я тебя суну в печь, поджарю и съем.
Парень сел на лопату ногами к печке, да еще ноги раскорячил, чтобы не влезть в печь. Старуха говорит ему:
— Не так сел.
Парень и говорит тогда:
— Покажи, как надо садиться.
Старуха легла на лопату головой вперед. Тогда парень взял и засунул ее в печь да заслонку закрыл. Так старуха и сгорела в печи.
Парень сходил в подполье и забрал жернов. Потом они спустились вниз и перерезали стебель, чтобы никто больше на небо не лазал. И начали парень и девушка жить да поживать.
Узнал царь про тот жернов…»
Хуоти уже спал и не слышал, что стало с тем жерновом. Бабушка поправила на нем одеяло. Не открывая глаз, Хуоти пробормотал сквозь сон:
— Был бы у нас такой жернов…
VI
Поавила проснулся до восхода солнца и поспешил на поле. Земля была серая от инея, кусты картофеля поникли и обвисли, местами ботва чуть почернела. А как ячмень? Может быть, обошлось, не вымерз? А если вымерз — тогда что? Десять потов прольешь, прежде чем заколосится хлеб на этой суровой земле — и вот тебе на… Ведь и налоги еще не выплачены… Хмурый и подавленный, Поавила вернулся домой и стал готовить косы и грабли, собираясь на пожню. Нескошенным оставался небольшой лужок на Хеттехьёки. Покос там был никудышный, с трудом можно накосить пару возов сена, да и то не сено, а сплошной репейник наполовину со мхом. Но невыкошенным оставлять его нельзя, потому что сена мало и каждый год уже с зимы приходится скотину кормить вениками и ягелем.
Доариэ собрала кошели. Она дала с собой косарям сухих лепешек, немного ячменной муки, вяленой рыбы, творога, насыпала соли в сплетенную из бересты бутылочку, заткнула ее завернутой в тряпочку деревянной затычкой. Соли было так мало, что пришлось высыпать косарям всю, и в доме не осталось ни ложки.
— Вот и вся соль, — посетовала она. — Надо бы опять попросить у Хилиппы.
— Нет. Лучше уж будем без соли, — сердито буркнул Поавила.
Но проводив мужа и старшего сына на покос, Доариэ все же попросила Хуоти сходить к Хилиппе. Хуоти ничего не ответил, но по его лицу мать заметила, что ему не хочется идти.
— Что же делать-то? — печально сказала мать. — Уху посолить нечем.
Хуоти взглянул в окошко, из которого был виден пятистенный дом Хилиппы, стоявший чуть поодаль от прогона, на левой его стороне. От избы Пульки-Поавилы до дома Хилиппы было так близко, что если бы Хуоти вздумалось разбить камнем окно горницы Малахвиэненов, он легко мог бы сделать это со своего двора. Малахвиэнены, как и Хёкка-Хуотари, были их соседями. Только изба у Хуотари поменьше, хотя и под ее крышей некогда жил целый род. А дом Хилиппы самый большой в деревне, пятистенный, с горницей. Его построил еще дед Хилиппы, Малахвиэ, давным-давно покоившийся в земле. Когда он умер, Хилиппа был еще мальчишкой. Прошло с тех пор уже более сорока лет, так что уже по этому легко прикинуть, сколько десятков лет простоял дом Малахвиэненов рядом с толстой раскидистой рябиной. Но вид у него еще довольно крепкий, хотя стены, срубленные из толстых сосновых бревен, и потемнели от времени.
Про Малахвиэ говорили, что это был человек силы неимоверной и очень жадный. Всю жизнь он трудился, как медведь, все старался разбогатеть. Но даже ему, такому силачу, своим потом и своими мозолистыми руками удалось добиться немногого. С горем пополам поставил пятистенку, выкорчевал небольшое поле, да еще смолоду нажил себе грыжу, которая потом и свела его в могилу. А разбогател дом Малахвиэненов уже благодаря Хилиппе. Но основу все-таки заложил покойный Малахвиэ, и не столько своим трудом, сколько одним наказом, оставленным внуку. Что это был за наказ и как благодаря ему разбогател Хиллиппа, стоит рассказать особо.