Водораздел
Шрифт:
— Могло быть и хуже, — переговаривались между собой встревоженные пассажиры.
Мурманская железная дорога была в эксплуатации всего несколько лет и при таянии снегов каждый год размывало насыпь. Так распутица напомнила о себе даже в поезде. В Кемь прибыли с опозданием на целые сутки.
Хуоти со своими спутниками пешком дошел по раскисшей дороге от Кеми до Подужемья. В Подужемье председатель сельского Совета велел снарядить для них лошадь и довезти до следующей деревни. Но мужики заупрямились. «Дороги-то сейчас какие… Лошадей жалко, — сказали они. — Да и навоз еще не вывезен на поля».
Подужемцам в течение зимы пришлось возить немало всяких командированных. Порой приходилось бросать все дела и отправляться в путь. Они уже устали от всего этого.
Вряд ли кто-нибудь согласился бы везти учителей, если бы не три чекиста, которые тоже ехали на границу. У чекистов были такие документы, что они подействовали даже на несговорчивых подужемцев. Вместе с чекистами уехали спутники Хуоти. А Хуоти уехать не удалось.
— Лошадь и так едва тянет, — буркнул возница, который должен был везти Хуоти, и, не пустив его в сани, дернул за вожжи.
Хуоти в горьких раздумьях смотрел, как лошадь выехала на лед реки и лениво потащила сани в сторону Паанаярви.
Только на следующий день один из подужемских мужиков, ехавший в лес за сеном, взял Хуоти с собой и довез до Войярви. В Войярви мужики оказались еще более упрямыми, чем в Подужемье. Конечно, и дороги за это время раскисли еще больше, но дело было, судя по всему, не только в этом.
— Учитель? — засомневался один из крестьян, когда Хуоти сказал, кто он и куда едет. — А сам от горшка два вершка.
— Но он уж не такой и маленький: если на цыпочки встанет — может и ячмень жать, — засмеялся другой.
— Тот не мужик, кто свистеть не умеет, — добавил третий и спросил: — А ты свистеть умеешь?
— Да полно вам, — раздался сердитый голос с печи.
Кусая от обиды губы, Хуоти вытащил из кармана направление на работу и показал его.
— Да, он действительно учитель, — подтвердил один из крестьян, сумевший прочитать направление. Но и оно не помогло. Ручьи в лесу разлились, болота были залиты водой, и никому не хотелось выезжать в распутицу. Все утро мужики спорили, чей черед ехать. Только к вечеру один из спорщиков запряг лошадь и подъехал к избе председателя сельсовета.
— Ну поехали! — сказал он недовольным голосом Хуоти.
Хуоти снес в сани пакеты с книгами и сел рядом с ними.
Возница сердито молчал, наверное, проклиная про себя Хуоти: «Подумаешь, велик господин, чтобы везти его в такую погоду».
Сани стали проваливаться сразу, как только выехали из деревни. Чем дальше, тем хуже становилась дорога. Проехав версты три, возница остановил лошадь на краю болота.
— Дальше я не поеду. Не хочу топить лошадь, — сказал он категорически.
Такого Хуоти не ожидал. Буквально со слезами на глазах он умолял возницу, но ничто не помогло. Пришлось выгрузить из саней пакеты с книгами. Хуоти перетащил их в сторону от дороги и спрятал под огромной сосной. Он решил приехать за ними потом. С собой он взял только то, что был в силах унести. Пока Хуоти прятал книги, возница успел развернуться и отъехать. Вернувшись на дорогу, Хуоти увидел только его спину.
Хуоти пошел вброд через залитое водой болото. Его не покидало ощущение, что в Войярви творится что-то неладное. Словно что-то готовится. Иначе вряд ли мужики встретили бы его так недоброжелательно. Может быть, и у них дома такая же обстановка. Но он должен добраться до дома…
Местами ледяная жижа доходила до колен, а возле ручья ее было чуть ли не по пояс. Но Хуоти упрямо шел вперед, неся на спине тяжелый кошель, в котором не было ни крошки хлеба, а были только «Азбуки» и «Арифметики» Микко Химии. А до ближайшей деревни — не менее десяти верст пути…
Беспокойство, появившееся в Войярви, в Вуоккиниеми переросло в настоящую тревогу. В Вуоккиниеми в одном из работников волостного Совета Хуоти узнал человека, который прошлым летом вместе с другими людьми из Ухтинского временного правительства бежал через Пирттиярви за границу. А теперь этот человек работает в Совете?!
VIII
Наконец, пошли знакомые места. До Пирттиярви уже совсем близко. Скоро будет развилка, у которой стоит одинокая ель. Вот и она, эта знакомая ель. Стоит как и раньше, одна-одинешенька. Ни у кого не поднимется рука срубить ее. Крест под деревом тоже на месте, только еще больше покосился. А вот и береза, у которой они расстались с Наталией.
У березы Хуоти остановился. Он устал. На душе было как-то неспокойно. На мосту перед деревней Хуоти опять остановился. Около моста река уже вскрылась, но вода в ней была такая мутная, что дна, на котором в летнюю пору можно разглядеть каждый камешек, сейчас не было видно. Хуоти постоял, поглядел на речку, такую знакомую и родную с самого детства, и вдруг, к своему удивлению, заметил, что речка эта совсем и не река, а просто ручей. Да и родная деревня, открывшаяся перед ним с пригорка, показалась намного меньше, чем она была раньше. Прежде казалось, что все остальные деревни лежат где-то в стороне, а теперь захолустной и маленькой показалась своя деревня.
— Сыночек!
Мать бросилась обнимать Хуоти.
— Не плачь, мама.
— А я не плачу, — засмеялась мать, утирая передником слезы со щек.
— Одни книги, — разочарованно протянул Микки, успевший проверить, что брат принес в кошеле.
Мать послала Микки сказать отцу, что вернулся Хуоти, и мальчик стрелой помчался на стройку новой избы. Поавила тотчас поспешил домой.
— Приехал, — сказал он, пристраивая топор между лавкой и стеной. — Ну, тервех.
Вместе с отцом пришел незнакомый молодой парень в военной форме, тоже с топором.
— Здравствуй, — сказал парень по-русски.
Это был пограничник, по фамилии Ошепко. Он помогал Поавиле строить избу.
— Ну, получился из тебя учитель? — спросил отец, сев рядом с Хуоти на скамью.
— Дали такую бумажку, — улыбнулся Хуоти. — В Латваярви буду работать.
— Почему в Латваярви? — спросила мать. — В своей деревне полно ребятишек.
— Латваярви от нас не за горами, — успокоил ее отец.
— А-вой-вой! — заохала мать. — Баню истопить забыли. Совсем из головы вылетело. Микки, пойдешь со мной, будешь воду таскать.