Воды любви (сборник)
Шрифт:
– И все космодвери закроются, – сказала она.
– Так Володя очутится в четвертом мире, – сказала она.
– А ты останешься всего лишь во втором, – сказала она.
– Так что не жалуйся, москвичок, – сказала она и поцеловала Колю в нос.
…Отошла к Громозеке, встала рядом с ней, помахала рукой… Оглянулась. Двери не открывались. Ничего не происходило. Сказала:
– Ребята, а кто-то на что-то нажимал? – сказала она.
– Ребята? – сказала она.
– Ребята? – сказала она.
– Ребята!!! – взвизгнула она.
– Громозека, лох, пали на ха…! – крикнула она.
– Тащи бластер наркоман гребаный…. – прохрипела она.
–… ебята мы же ообра вам суки на ха мля жеааааа – промычала она.
Ребята молчали.
…уходили ребята из подвала на рассвете.
Покачивалась в углу Громозека, которую повесили всего за час благодаря отличным знаниям Геры в физике и механике – пришлось применить системы рычагов, чтобы вздернуть массивную женщину. Кучкой тряпья чернела в углу Алиса. Ну, бывшая Алиса, которой Гера, быстро смотавшийся домой за паяльником, засунул его глубко-преглубоко. Ее – как и Громозеку – ребята пытали всю ночь по очереди. Мстили за будущее которого – как орала ошалевшая от боли Алиса, когда ей жгли ноги, – все равно нельзя избежать. Но это не имело значения, объяснил Коля Наумов.
Глумились они над гостями из будущего не за правду. Наоборот, за ложь.
И, убив Алису и Громозеку под утро, ребята вышли на улицу, уже Зная.
Мирно светили не погасшие еще фонари пустынной Москвы. Шаркали дворники. Громыхали первые трамваи. Улыбались ребятам улыбками Никиты Михалкова первые прохожие, спешившие с ночной смены домой. Пело в проснувшихся квартирах радио. Улыбались с плакатов вожди. Но ребята знали, что эти тишина, мир и покой – просто декорации. За которыми их ждут горящий танк, паяльник, аборты, жилищный вопрос и бегство от алкоголизма или расчлененки в удаленный монастырь. Потому лица их были суровы, движения собраны. Разошлись они, закопав в парке на ВДНХ капсулу с посланием к будущим поколениям.
Там было написано:
«гребаный ваш рот, ваши бутерброды и космозоо, да долбись все пропадом кто ж знал что так получится. ты человек будущего который читаешь эти строки, знай – мы пишем эти строки из глубокого, – как задница, в которую можно засунуть самый большой паяльник, – подполья. нам нами светят кремлевские звезды но мы уже знаем знаем знаем все. веди вини вици как было написано на стене кровавого тирана валтасара который гулял и пил всю ночь накануне штурма и падения константинополя. так и мы поем шлягер миллион на ха алых роз, пока на наш аквариум надвигаются волны – неукротимые как желание девчонок класса пойти путанить – будущего. гребанного будущего в котором мы все сгорим в гребанном танке. гребанном будущем которое будет таким страшным что мы будем с ностальгией вспоминать это гребанное настоящее. мы пишем эти строки впервые осознав кто мы есть – кучка испуганных детей на плоту посреди Океана. конечно мы говорим не о нашем 6—м Б средней школы номер 765 города Москва. мы говорим обо всех жителях нашей страны. мы осознали что попали в штиль и никуда не движемся и это ужасно но сейчас двинет шторм и это будет еще ужаснее. люди будущего любитесь вы в рот за все то что сделаете с собой и нами. нас ждут гребаный рак гребаные разводы гребаные аборты гребаные беспорядки гребаный дефицит гребаный голод гребаный дом-2 гребаные побои мужа гребаные измены жен. за что за что за что за что. а если ты хочешь найти Алиса и Громозеку то ищи их в подвале – ты читаешь эти строки в 2020 году и срок давности по убийству давно прошел хахаха. знай мы отомстим тебе. мы сколотили первую бригаду москвы. мы назовемся ореховские потому что орех имеет форму мозга а главное в любом деле даже в бандитизме это интеллект. мы сожжем твой живот утюгом, отобьем твои пятки дубиной, вынесем твои мозги пистолетом гребанный ты человек будущего. мы дадим тебе просраться за все. потому что мы Знаем. жди нас, жди с ужасом и страхом – с какими мы узнали о том, что ждет нас. но даже это мы говорим с ужасом. ведь человек будущего это мы сами. но мы разгрызем гребаную пуповину времени. пока человек будущего. чао чмоки».
…перечитав письмо, Коля задумчиво кивнул. Налил Володьке и Наташке. Со всего класса осталось их трое. Громозека не то, чтобы соврала. Просто – как понимали теперь ребята, – пожалела и не сказала все. И сейчас, в 2020 году, сидя на кухне московской квартирки Коли, – откуда он старался не выходить, чтобы не попасть на перо таджикам, владевшим безраздельно Арбатом, – ребята понимали это.
– Может мы бы их и не замочили бы, – сказал молдаванин Володька с румынским акцентом.
– Эх ребята да чего париться, – сказала Наташа.
– Я вот «Оливье» настрогала, диск Пугачевой послушаем… – сказала она.
– И то верно, – сказал Коля.
– Нет смысла жалеть о прошлом из будущего, – сказал он.
– И уж тем более, о будущем из прошлого, – сказал он.
Ребята кивнули и выпили по первой. Покривились. Дальше пошло легче. К вечеру Володя и Коля подрались. К полуночи отрахали Наташу по очереди, а за полночь рискнули выйти купить еще и, когда вернулись, трахнули Наташу сразу вдвоем. Глубокой ночью заснули, тревожно вздрагивая во сне, прижимаясь каждый своему боку Наташи. Бормотали, дергались во сне губы. Как все мужчины, были слишком уставшими.
Бедные мои, бедные, бедные, думала Наташа. Прижимала мужские головы к потяжелевшим грудям. Смотрела в потолок безучастными глазами каменной скифской Мадонны.
Не было в них ни прошлого, ни будущего.
Было только то, что есть.
Братаны
Иван и Джику познакомились на аэродроме в Баграме.
Песок хрустел на зубах бойцов, в воздухе летали пыль, осколки мин, и рваные клочья тел. Командование советской группировки войск в Афганистане засыпало страну пушечным мясом. Мясо сбрасывали в контейнерах из картона, чтобы они рассыпалось уже в воздухе. Грузовые самолеты барражировали над пропахшими солнцем долинами и лугами Афганистана, клевали горы огненными укусами ракет «Град» и противопехотных мин. Разбрасывали бомбы из хвостовых отделов вертолетов бортовые стрелки. На бортах работали хвостовые стрелки. Так было надо. Врага путали. Коршунами взлетали над искрящимися долинами Панджшера сталинские соколы. Зорко оглядывали окрестности летчики, осторожно ступали по пыльным трактам старинной страны минеры и разведчики.
Шел второй год войны в Афганистане.
Рядовой Советской Армии Иван Сидоров, лежа в низине Пянджа, мечтал о глотке ледяной воды, холодной, как Манька поутру. Да и ночью тоже не радовала, подумал с досадой Иван, и сплюнул. Это была ошибка. С плевком ушли последние запасы воды в организме. Иван понял, что конец близок. Тем более, что подкрепления явно не намечалось, боеприпасы, конечно, закончились, и его – само собой, – бросили в долине одного, прикрывать проход нашей колонны.
– Вот тебе автомат «Калашникова» и учебная граната, боец, – сказал сурово прапорщик Охраменко.
– Служу Советскому Союзу! – нервно выкрикнул Иван, и отдал честь.
– Держись, пока сможешь. А там прибудет тебе подкрепление, – пообещал прапорщик.
– Служу Советскому Союзу, – крикнул Иван.
– Жене, детям, что передать? – спросил прапорщик.
– Служу Советскому Союзу! – крикнул Иван.
Тут только Охраменко понял, что рядовой Иванов оглох. Глухого не жалко, подумал Охраменко. В это время застрекозила, спускаясь с неба, махина вертолета «Черная Акула», перевозившего наших бойцов над степями Афганистана, и показалось запыленное, улыбчивое лицо пилота. Рукой он показывал, что можно залезать в вертолет по веревке, сканатившейся с вертолета огромедной плетью. Охраменко поплевал на руки и полез. В это время навстречу ему по веревке пополз какой-то рядовой, явно новобранец.