Воды любви (сборник)
Шрифт:
в одном из таких рейдов он и увидал Ивана!
Но сначала, конечно, друзья не узнали друг друга. Джику, придя ночью в не разграбленный еще магазин, стал рыться в мебели, и столкнулся с мужчиной в камуфляже. Они оба подняли автоматы, обнажив зубы в зверином оскале хищника.
Русский журналист «Красной звезды» Савенко, ночевавший в магазине, записал, лежа под диваном:
– И все же только в Вихре Войны обнажается настоящая природа Мужчины, природа Воина
Тут что-то потянуло его за штанину и он обмочился. Это оказалась бродячая собака, принявшая журналиста Савенко за труп. Журналистка кишиневской газеты, по фамилии Зомура, прятавшаяся под другим диваном, тоже не спала. Она лежала между тремя окровавленными трупами с паяльниками в задницах и вырезанной у каждого на груди фразой «Чемодан-вокзал-Россия», «Русских за Днестр, евреев в Днестр».
При свете, который отражали от полной Луны глаза бродячей собаки, журналистка писала: «Мы, молдаване, пришли в Бендеры с калачами и охапками роз. Конечно, никаких трупов тут нет, это все болезненные фантазии русских извращенцев».
Взгляды Савенко и Зомуры скрестились… М-м-м-м, русский извращенец, подумала Зомура. М-м-м-м, я же Воин и Насильник, некстати подумалось Савенко… Журналистка облизала синим, – из-за домашнего вина, – язычком полные губы. Журналист щелкнул зубами и зарычал слегка…
Бродячая собака-трупоедка предпочла ретироваться.
Атмосфера сгустилась.
Но Джику и Ивану было не до копошения под диванами. Они, не узнавая друг друга, целились друг в друга, и не думали друг о друге ничего хорошего. Ну, как будто они не были два друга.
Внезапно, в блеске Луны, Джику увидел татуировку на лбу врага.
«БАГРАМ 1986—1987 БРАТИШКИ КТО БЫЛ, ТОТ НЕ ЗАБУДЕТ, КТО ЗАБЫЛ, ТОТ НЕ БЫЛ В НАТУРЕ Н-НА!»
– Иван! – воскликнул Джику.
– Джику! – воскликнул Иван, увидев такую же татуировку на лбу друга.
– Братан!
– Братуха!
– Брателло!
– Откуда ты здесь?!
– Фашистский режим Кишинева заставил меня, – волнуясь, скороговоркой сказал Джику.
– Бросил в пекло мебельных магазинов…
– Фашистский режим Смирнова снял меня с поезда и бросил в огонь, – ответил скороговоркой Иван.
– Братан!
– Братуха!
Друзья отбросили автоматы и обнялись.
В этот момент и прогремел выстрел…
* * *
…журналист Лоринков утер пот со лба.
Расстегнулся, и, помочившись прямо на пол, рухнул на диван, как подкошенный. Невозможность помочиться угнетала его в засаде больше всего. Подпрыгнул на диване, устраиваясь поудобнее.
Раздался стон.
– Раненные, – подумал Лоринков.
Бросил гранату под диван, и, почувствовав мягкий толчок вверх, понял, что взрыватель сработал. Потекла кровь, посыпалось мясо. Лоринков сунулся было под диван посмотреть, кто там был, но потом передумал. Очень уж устал журналист Лоринков здесь, в Бендерах 1992 года, выполняя стрингерскую работу для информационного агентства «РИА Новости». Кровь и боль, страдания и невзгоды…
Но Лоринков возмужал. Бойцом и Воином почувствовал себя Лоринков на этой войне.
Небрежно глянул он на трупы мужиков, которых застал лижущимися в этом мебельном магазине. Пожал плечами.
Не то, чтобы он был гомофоб, просто ему очень был нужен хороший снимок для «Франц-пресс». На них Лоринков подшабашивал тайком от главного работодателя. Лоринков подумал, что «Франц-пресс» как раз забраковали фотографию пятерых детей, которых случайно расплющил о мостовую грузовик молдавской полиции. Срочно требовались какие-то другие снимки. Тут и подвернулись эти двое…
Лоринков достал рацию. Вызвал Жерома Пулена. Тот был французским журналистом, жил в Кишиневе, и подписывал фронтовые сводки и фотографии своей фамилией за те 30 процентов гонорара, что отдавал Лоринкову. Все свободное время Жером проводил со своей молдавской подружкой в постели. Подружку звали Леонид Лари и он подрабатывал санитаром в морге. Трупов из-за войны было много и Леонид уставал.
Жером обожал его спящим и называл это это «поддать угольку в мою сонную черную шахту».
Жером как раз забрасывал вторую лопату, когда ему позвонил уставший и окровавленный Лоринков.
– Мон дье! – сказал Лоринков.
– Оуи! – сказал Бернар.
– Бонжур, – сказал Лоринков.
– Оуи, – сказал жером.
– Эти русские, – сказал Лоринков.
– Эти приднестровцы! – воскликнул он.
– Эти салады! (ублюдки – фр.) – сказал он.
– Да?! – спросил Бернар и прекратил фрикции.
– Они убили гомосексуальную пару! – воскликнул Лоринков.
– Ты уверен?! – вскричал Жером.
– У меня есть снимок! – сказал Лоринков.
– Салады! – воскликнул Жером.
– Шли срочно! – воскликнул он.
– Половину мне! – сказал Лоринков твердо.
– Сорок процентов, – сказал Жером.
– За детей ты не дал и двадцати, – сказал Лоринков.
– Эти дети, – сказал Жером жестко, – русские дети, приднестровские салады, срал я на них!
– Зачем ты сравниваешь, – сказал Жером, подучивший русский.