Воды текут, берега остаются
Шрифт:
сегодня она очень удивилась, когда, придя к ней, он
сказал, радостно блестя глазами:
—Ну, Окси, вот и я заделался подпольщиком!
Чего смотришь на меня так испуганно? Ну, держи!
—И он протянул ей сверток.
—Что это? —настороженно спросила Окси.
—Гостинцы,—засмеялся Матвей.
Окси нахмурилась.
—Какие еще гостинцы? Что ты городишь? Говори,
в чем дело.
—Посмотри сама.
Окси осторожно взяла в руки сверток, развернула.
—Ой,
тебе дал?
—Один хороший человек.
—Как его зовут?
—Васли. Мой помощник.
—Вася Мосолов? Вот не ждала! С виду тихий
такой, а не побоялся листовки припрятать. Вот его
учитель обрадуется, когда узнает.
—Какой учитель?
—Малыгин. Только —чур!---не проговорись
никому. И Васли ничего не должен знать.
—Парнишка беспокоится, дойдут ли эти листовки
до народа.
—Дойдут,—пообещала Окси.
Свое обещание она выполнила. Прошло всего
несколько дней, и листовки читали мужики в Большой
Нолье и Сенде, в Лопъяле и Пеньбе. Билямор-
ский земский начальник и урядник с ног сбились,
рыская по округе, отбирая, где удастся, крамольные
листки, но они появлялись снова и снова.
Однажды Матвей вернулся из Лопъяла и рассказал
Васли:
—Я уж домой возвращался, гляжу, у караулки
народ толпится. Дай, думаю, узнаю, что там такое.
Подъехал, вылез из саней, гляжу, на дверях караулки
обе твои листовки приколочены. Я подошел,
стал читать, будто впервые вижу. Прочел и говорю:
<<Это какой же антихрист эти листовки тут приколотил?
>>—и тяну руку, как будто хочу их сорвать.
Тут какой-то мужик как хватит меня по руке!
Мало не перешиб.
<<Не трожь! —кричит.—Ишь ты! Тут до тебя поп
к ним руками тянулся, да тоже по рукам получил.
Иди-ка отсюда!>>
Слышу, в самой караулке какой-то шум, решил
зайти.
Народу в караулке битком набито, за столом
сидит поп Увицкий. Оказывается, это он сходку
собрал.
—Зачем? —удивился Васли.
—Слушай, не перебивай. Я в Лопъяле к Басову
наведывался, он мне сказал, что сейчас повсюду
объявлен сбор вещей для фронта: берут холст, мех,
носки, варежки теплые. Увицкий собрал в Лопъяле
четыреста аршин холста и много всего другого, но
показалось ему это недостаточным. Поп, он поп
и есть. Вот он собрал лопъяльскиХ мужиков в
караулку, чтобы еще чего-нибудь с них содрать. Не
знаю, о чем уж там он говорил мужикам до того,
как я пришел, а тут, слышу, мужики попа
спрашивают.
<<Батюшка, говорят,
земле идет, а в чужих краях, в Китае каком-то.
Верно?>> —спрашивает один.
Другой кричит:
<<На бумажке, что к двери приколочена, написано:
<<Солдат гонят на убой>>. А ты говоришь, что их
посылают защищать отечество. Это как понять?>>
Увицкий отвечать не успевает, взопрел весь.
А тут еще встает взлохмаченный мужичонка
и говорит:
<<Батюшка, я тебе вчера двадцать аршин холста
отдал. А в бумаге написано, что царь —первый враг
солдату. У меня сын-то на войне погиб. Нельзя ли
мне обратно мой холст получить, раз такое дело?>>
Тут уж поп не выдержал. Вскочил, грохнул кулачищем
по столу и заревел, как разъяренный бык:
<<Хватит! Антихристы! Бога забыли!>>
Мужики притихли. Увицкий, видно, взял себя
в руки, сел и спрашивает как ни в чем не бывало:
<<Ну, прихожане, кого сегодня первым записать
в список жертвователей?>>
Тут кто-тc крикнул из толпы:
<<Меня!>>
Смотрю, к столу пробирается низенький мариец,
сам худой-худой, в заплатанном кафтане, в телячьей
шапке с вытертой до шкуры шерстью.
Подходит он к столу и говорит взволнованным
голосом:
<<Отдаю солдатам, защитникам веры, царя и отечества,
одну овечью шкуру. Так и запиши, батюшка>>.
В толпе зашумели:
<<Микивыр, да когда у тебя была овца?>>
<<Если завелась шкура, сшил бы себе шапку, ишь
твоя-то блестит, как обледенелое гумно>>.
<<Батюшка, не пиши его, он нарочно говорит.
У него овцы-то отродясь не было, и сам он бедняк
бедняком>>.
Микивыр рассердился, прикрикнул на односельчан:
<<Будет вам глотки драть! Старуха, неси-ка сюда
наш подарок!
К столу подошла сгорбленная женщина. Она
положила на стол узел и, не промолвив ни слова,
вернулась к двери.
Микивыр развязал платок, и все увидели, что
в нем была хорошая овечья шкура.
<<Ну что, соседи? —торжествующе спросил Микивыр.— Прикусили языки? То-то>>.
<<Где ж ты ее взял?>> —не унимались в толпе.
<<Купил>>.
<<А деньги у тебя откуда?>>
Увицкий опять вскочил:
<<Молчать! Вы что ж, государственное дело в
балаган превращаете? Смотрите, тюрьма в городе
большая, всем места хватит!>>
Он еще что-то кричал, но народ стал потихоньку
расходиться, ушел и я.
<<Ну, думаю, похоже, поп не много пожертвований
сегодня соберет>>.