Военная рубашка Вождя Медведей
Шрифт:
– Я видел ещё немного зим, когда начал просить отца позволить мне пройти священный пост, – начал Вождь Медведей. – Но он всегда отвечал, что я недостаточно взрослый и недостаточно опытен для того, чтобы уметь правильно молиться Солнцу, чтобы оно дало мне мощное видение, видение, которое покажет мне того, кто станет моим священным защитником, и тем даст мне возможность прожить до преклонных лет. Миновала моя двадцатая зима, потом лето, и от Медвежьей реки (Мариас) мы перебрались на север и поставили лагерь в прерии недалеко от нижнего конца Первого Внутреннего озера (Св. Марии). Там, день за днём, я смотрел на гору Вождь, которая была недалеко к северу от нас, и думал, что её вершина была бы для меня хорошим местом, чтобы выдержать пост. В нашем вигваме однажды вечером я сказал об этом, и моя мать воскликнула:
– О, нет! Не поднимайся
Но мой отец сказал:
– Ты прав, сын мой. Пойди туда, далеко от нашего лагеря, и никто не появится там, чтобы нарушить твой пост, твой сон, в котором ты ищешь видение. Завтра мы попросим Пятнистого Медведя помолиться о тебе, и на следующий день я отправлюсь туда с тобой.
– О, нет! Не туда! Это так высоко! Так далеко от нас! О муж мой, прояви жалость к нашему сыну, ко мне! – воскликнула моя мать.
– Прекрати эти разговоры, женщина, – ответил мой отец. – Я хочу, чтобы наш сын отправился туда, потому что там так высоко, и там он будет намного ближе к Солнцу и Вышним, которым должен молиться о помощи в послании ему священного видения.
Так что на следующий день Пятнистый Медведь, владелец священной трубки Языка Вапити и свёртка, нарисовал на моём лбу красное солнце и с помощью нескольких своих друзей-жрецов провёл для меня длинный ритуал из танцев, песен и молитв. На меня это произвело столь сильное впечатление, что, когда он велел мне взять трубку и танцевать с ними вместе, я плакал.
На следующее утро мы с отцом оседлали лошадей и отправились к горе; я взял с собой две бизоньих шкуры, чтобы было на чём лежать. Мы недалеко отошли от лагеря, когда поднялись на невысокий скалистый кряж и мой отец, велев остановиться на его хребте, указал мне на белый бизоний череп, сказав:
– Сын, как ты знаешь, родился ты на том самом месте, где теперь стоит наш лагерь. В день твоего рождения я поднялся сюда, чтобы поохотиться, и увидел пасущегося здесь одинокого бизона, оставил лошадь, подкрался поближе и убил его. Тем утром твоя мать сказала, что ей хочется печенки. Что ж, в тот день, ещё до полудня, она съела два куска печени, которые поджарил для неё мой отец. Когда твоя мать закончила есть, то сказала:
– Мой мужчина, Солнце благоволит нам; сегодня оно многое сделало для нас. Я хотела сына. Я его получила. Я хотела печенки, и ты принёс мне большой кусок.
– Сын мой, – сказал мой отец. – Я уверен, что этот череп принесёт тебе большую удачу. Я хочу, чтобы ты взял его и использовал вместо подушки. Я также советую тебе молиться ему.
С этими словами он поднял череп, мы поехали дальше и скоро оказались среди сосен, покрывавших крутой западный склон большой горы. Скоро склон стал таким крутым, что нам пришлось часто останавливать лошадей, чтобы дать им возможность отдышаться, но всё же добрались до верхней границы сосен, там привязали их и дальше пошли пешком, поднимаясь по крутому каменному склону, часто останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Наконец мы добрались до вершины – длинной, но неширокой, на которой нашлось плоское место. Там я расстелил бизоньи шкуры, а мой отец положил рядом бизоний череп; здесь, на этом высоком ровном месте, мне предстояло держать свой пост. Мы молча постояли там некоторое время, глядя на окрестности с этой высоты. Далеко на востоке, ясно видимые, были наши Катойстс, или холмы Сладкой Травы. На юго-востоке, еще дальше, мы могли видеть, хотя не так ясно, вершины наших Ипситсистс, гор Высокого Леса. Я любил наши горы, ближние и дальние, наши почти бесконечные бизоньи равнины, и более других я любил эту высокую гору Вождь, на вершине которой мы стояли.
Долго мы с отцом стояли и смотрели на наши горы и равнины, и наконец он сказал:
– Сын мой, я должен уйти и оставить тебя поститься, ожидая своего священного видения. Молись почти непрерывно. Особенно молись Солнцу, Луне, Утренней Звезде, Семерым (Плеядам) и Большому Ковшу, чтобы они помогли тебе. Завтра, и в середине каждого дня я буду приходить с лошадьми с нашими лошадьми к тому месту, где они сейчас привязаны, и буду ждать почти до заката – не спустишься ли ты и не отправишься ли со мной домой; это случится, когда ты получишь своё видение. Ведь если это продлится долго, ты будешь голоден и слаб, чтобы дойти до дома пешком. Будь храбр и помни о том, что твоя мать и я, Красный Орёл, Пятнистый Медведь и другие твои друзья будут молиться о том, чтобы ты скорее смог получить своё видение.
С этими словами он покинул меня.
Я расстелил бизоньи шкуры, лёг на них, положив под голову бизоний череп, и стал молиться Вышним, чтобы те проявили ко мне милость, послали мне сильное видение. Я долго лежал и всё время молился, молился, но уснуть не мог. Я встал с лежанки, сел на краю утеса большой горы и посмотрел вниз на наши равнины. Я мог видеть, вблизи и вдали, стада бизонов – одни паслись и отдыхали, другие вытягивались в длинные линии, направляясь к родникам или от них. Недалеко стадо бизонов бежало от ручья Верёвки Натянутой Поперёк (ручей Ли). Несколько охотников из братского нам племени Кровь гнались за ними на своих быстрых охотничьих скакунах, оставляя за собой богатую добычу, подумал я. Потом появился орёл, в когтях которого висел заяц. Он сел недалеко от меня и стал разрывать зайца своим острым клювом и поедать его. Это заставило меня вспомнить о том, что я голоден. Солнце любит орлов, позволяет им подниматься к нему ближе, чем другим птицам.
– О ты, летающий высоко, всегда удачливый добытчик нужной тебе пищи, помоги мне скорее получить видение, нужное видение, – молился я.
Закончив есть, орёл взлетел, четырежды облетел вокруг меня и улетел на запад. Он облетел меня четыре раза, подумал я, священное число. Ха! Может быть, так он сказал мне, что поможет.
Я сидел так на краю утёса, пока Солнце не ушло в свой дом на далёком острове; потом я вернулся к своим бизоньим шкурам и улегся между ними, положив голову на бизоний череп. Долго, долго молился Солнцу и Вышним, чтобы они помогли мне, но Семеро, поворачиваясь, дали мне понять, что уже полночь, когда я наконец заснул. Я спал, пока восходящее Солнце не разбудило меня, но видения не было. Я очень страдал от отсутствия еды и воды. Ищущие священного видения не могут есть, но пить могут. На вершине северного склона горы я видел длинную широкую полосу ледника. Я подошёл к ней, своим ножом отколол несколько маленьких кусков и положил один в рот, чтобы он там медленно таял, и так утолил свою жажду, которая теперь стала слишком сильной, чтобы я мог продолжать молиться о ниспослании мне священного видения. Весь день напролёт я просидел на краю утёса и часто молился вышним и всем животным и птицам, которых мог увидеть. Среди мелких сосен у подножия утёса было много вапити и оленей, которые терлись друг о друга, о деревья и кусты, потому что не могли спокойно лечь и поспать из-за туч мух. Я жалел их и просил их пожалеть меня и помочь мне получить священное видение.
Когда Солнце спустилось за Хребет (Скалистые горы), я подошёл к леднику, съел ещё немного льда, а потом лёг на свою лежанку, и молился Вышним дольше, чем прежде, чтобы они пожалели меня и помогли получить священное видение. Скоро я уснул. Солнце, светящее мне в глаза, разбудило меня, и я почувствовал грусть: никакого сна я не видел. Может, это потому, что в прошлом я оскорбил Вышних? Я вспомнил, что, когда мне было всего несколько зим, я однажды нашёл шкурку выдры, привязанную к ветке дерева. У моего отца было три шкурки выдр, которых он поймал в капканы. Он и мама часто говорили о припасах, которые они смогут получить за них в доме торговца – сахаре, чае, муке, патронах, одеялах. Что до меня, то мне был нужен сахар, много сахара, и за эту шкурку выдры мама сможет купить его много, и всё для меня одного. Я стянул шкурку с ветки и прибежал с ней в наш вигвам, крича:
–Мама, смотри! Это моя шкурка выдры; ты сможешь получить за неё для меня много сахара.
– Мальчик, где ты её взял? – крикнул отец.
– Там, в лесу. Она была привязана к дереву.
Тут же мама моя зашлась криком, а отец яростно проревел:
– Ах ты мерзкий, ничтожный мальчишка! Ты украл чьё-то приношение Солнцу! Теперь оно рассердится на тебя, на твою мать и меня за то, что ты наш сын! Так или иначе, но оно заставить нас страдать за то, что ты ему причинил.
С этими словами он схватил меня за руку и выволок из вигвама, и там мы стояли; он снова и снова кричал, что я украл чью-то шкурку выдры, пожертвованную Солнцу, и тот, кто это сделал, должен подойти и взять её. Люди выбегали из своих вигвамов, чтобы всё услышать, и я услышал от стоявших ближе к нам, что я совершил ужасный грех – кража священной жертвы может заставить Солнце рассердиться на всё племя.