Военная рубашка Вождя Медведей
Шрифт:
Пока мы сидели там в предзакатный час, Вождь Медведей снова ссутулился и нахмурился, переживая утрату своей военной рубашки, и мы пытались его утешить. Старый Большой Лебедь указал на утёс и сказал:
– Вождь Медведей, друг мой, послушай; мне было пять или шесть зим, когда я впервые увидел, как наши люди используют пискан. Мы стояли тут некоторое время, и наши разведчики там, наверху, каждый день выслеживали бизонье стадо, которое было настолько близко, что его можно было заманить. Каждый день наши жрецы жертвовали Солнцу всё самое лучшее, умоляя его помочь нам в успешной охоте. Вместе с другими пугающими моя мать каждый вечер молилась:
– О Солнце! О вы, Вышние! Будьте милостивы, помогите мне. Скоро я пойду пугать бизонов. Не дайте им свернуть и растоптать нас. Пусть бегут они прямо на
Однажды вечером, после того, как она так молилась, я сказал ей:
– Когда ты пойдёшь за каменную стену, я пойду с тобой. Я хочу быть пугающим.
– О, нет! Нет! Ты для этого слишком мал. Пугающие всегда подвергаются опасности быть растоптанными. Ты не можешь пойти со мной, – сказала она.
– Мальчики должны учиться с детства, чтобы быть храбрыми; поэтому он пойдёт с тобой, – сказал мой отец.
– Он не пойдёт; он слишком мал! – крикнула она.
– Не слишком; он обязательно пойдёт с тобой! – крикнул отец в ответ.
Моя мать схватила меня, прижала к себе и сказала:
– Если он пойдёт наверх, то ты возьмёшь его, а не я. Никогда больше я не буду в числе пугающих.
– Ты снова за своё; выставляешь меня ничтожеством, – сказал ей отец и, завернувшись в накидку, оставил нас. Сам он должен был находиться внизу у ограды, и не мог взять мня наверх, чтобы присоединиться к пугающим.
Вскоре после этого, когда мы завтракали, лагерный глашатай начал кричать:
– Пугающие! Пугающие! Наши разведчики сказали, что пришло бизонье стадо. Поторопитесь к своим местам, потому что зазыватель уже пошёл туда.
Ни отец, ни мать не сказали ни слова – она выскочила и побежала к пугающим, а отец взял своё ружьё и схватил меня за руку, заставив меня вместе с ним бежать к ограде. Мы поднялись на неё и сели, как многие из тех, кто там находился; остальные торопились к ней. Мой отец поговорил с теми, кто сидел с ним рядом, но я их не слышал: я во все глаза смотрел на вершину утёса прямо над нами. Мы долго сидели там и ждали – ждали того, что, как мы надеялись, должно случиться. Кто-то сказал:
– Мы уже долго сидим – стадо, должно быть, убежало.
– Не было такого, чтобы Старый Бизон не смог заманить стадо, – сказал мой отец. – Слушайте!
Охота с помощью пискана
Сперва тихо, потом всё громче и громче до наших ушей донеслись крики пугающих, а потом, словно коричневая река, бизоны полетели с утеса внутрь нашей ограды. Первые с грохотом ударились о землю – один из них лопнул, и кровь и внутренности брызнули из него, словно красный дождь. Они продолжали падать, летя то вниз головой, то иначе, и скоро всё стадо уже было внизу – маленькая гора мёртвых, умирающих и оглушённых бизонов; некоторые из упавших последними уцелели и сразу попытались убежать, но мой отец и другие мужчины у ограды быстро их перестреляли. Сделав это, они собрались в кружок и курили, пока пугающие на спустились вниз по тропинке к западу от утёса, чтобы разделать свою долю добычи. Но первым появился сам зазыватель – он был на гнедой лошади, на голове которой была надета шкура с головы бизона, с рогами, ушами и шерстью, и сам он был накрыт бизоньей шкурой, и лежал на лошади так, чтобы имитировать бизоний горб; неудивительно, что бизоны приняли его за странного представителя своего вида, когда он кричал свои «Хоо! Хоо!» и то появлялся, то пропадал. Он успешно сделал свою работу. Безопасную работу, в отличие от зазывателей прошлого, когда ещё не было лошадей, и которых иногда обезумевшее стадо затаптывало насмерть.
Когда зазыватель заехал за ограду, мужчины поторопились к нему с криками:
– Старый бизон! Старый Бизон! Старый Бизон наделён силой Солнца! Он принёс нам еду! Старый Бизон настоящий мужчина!
Потом мой отец, который командовал людьми у ограды, сказал ему:
– Старый Бизон, сойди с лошади, посмотри на бизонов, которых ты заманил, и выбери одного из них для своих женщин и детей.
Выбор Старого Бизона пал на жирную яловую корову трёх зим. Скоро пришли пугающие, и теперь всё наше племя собралось у ограды, окружающей маленькую гору мёртвых животных – их было вместе с телятами двести семьдесят три, как мы потом посчитали. Мы открыли ограду в нескольких местах, и семьи, верхом и пешими, стали заходить внутрь и оттаскивать бизонов туда, где их было удобнее разделывать. Разумеется, многие разделывали прямо внутри ограды. Вечер ещё не настал, когда наш лагерь был красным от полос сушащегося мяса. Ха! В те дни мы были счастливыми людьми.
– Ха-йа! Ха-йа! – печально воскликнул Бегущий Журавль. – Если бы не печальное видение Много Хвостовых Перьев, мы бы до сих пор могли пользоваться нашими писканами!
С этим все с печалью согласились, и разговор свернул на более приятны темы.
Я много раз слышал историю Много Хвостовых Перьев, и лучше всех рассказывал её его сын, мой хороший друг, который сейчас уже мёртв.
В девяти милях выше города Шуто, в Монтане, на южном берегу долины реки Тетон, есть усыпанный костями участок некогда любимого Ахкси Омайпискан – Хорошего Пискана народа пикуни. Прямо над этим местом находится холм с плоской вершиной, на котором в давние времена члены этого племени из больших белых камней выложили фигуру человека с раскинутыми руками, чтобы изобразить одного из своих богов, самого сильного бога, которого звали Напи, Старик. Поэтому холм этот получил название Напи Айякиса Пахвикуйи, холм Лежащего Старика, и была вера в то, что сам Старик, каким-то таинственным способом, был причиной того, что племя постоянно успешно использует этот пискан.
Мой друг Много Хвостовых Перьев, которого в молодости звали Глаза Вороны, умер в 1925 году, на девяностом году жизни. В его восьмое лето (1843 года) пикуни переезжали с Медвежьей реки (Мариас) на Молочную (Тетон), и поставили лагерь у подножия холма Лежащего Старика, надеясь вскорости устроить бизонам бойню в находящемся рядом пискане; отец моего друга, Много Хвостовых Перьев, должен был стать зазывателем. Он был зазывателем много зим, и всегда у него это получалось, так что среди людей он пользовался большой славой. На четвёртое утро после того, как мы разбили лагерь, разведчики сообщили, что стадо бизонов находится в нужном месте, чтобы заманить его, и, ведомые Много Хвостовых Перьев, который был на своей лошади похож на бизона, пугающие поторопились к своим местам вдоль длинных каменных стен. Быстрее, чем обычно, зазыватель заставил стадо преследовать его; он свернул в сторону, и пугающие направили стадо прямо к пискану. Потом, с радостными песнями, восхваляя зазывателя, повторяя, что в тот день его благословило Солнце, люди разделывали бизонов. Настала ночь, и, устав от тяжёлой работы, все разошлись по своим лежанкам и легли спать. Потом, уже под утро, мать Глаз Вороны разбудила его, прижалась к нему и сквозь слёзы прошептала:
– О, сын мой! Твоего отца здесь нет. Я проснулась уже давно, ожидая, что он скоро вернётся. Но он не пришёл. О, я боюсь, что с ним что-то случилось; быть может, он мёртв – враги убили его где-то рядом.
– Давай выйдем и поищем его, – предложил мальчик.
– О, нет! Нет! Враги могут быть где-то рядом. О, что же нам делать – кричать, поднимать людей?
Тут вдруг раздался крик старика по имени Медвежья Лапа:
– Проснитесь, спящие! Поспешите! Бегом! Пискан горит!
Мужчины кричали, испуганные женщины и дети плакали, потому что, выскочив из своих вигвамов, они видели, что пискан действительно горит, мать Глаз Вороны причитала:
– Его нет, моего мужчины! Он давно пропал, мой мужчина! Враги убили его и подожгли пискан!
Схватив своё оружие, мужчины побежали к пискану, но скоро встретили Много Хвостовых Перьев, который криками и знаками велел им остановиться, повернуть назад; когда же они остановились, он крикнул так, чтобы все могли его слышать:
– Друзья мои, вернитесь в свои вигвамы. Это я поджёг пискан; вы не сможете его спасти. Не сердитесь на меня; я сделал это после своего видения.
Некоторые из толпы кричали, что он сделал им большое зло, другие просили его рассказать о своём видении, и он ответил, что сделает это позже.