Военно-морской рассказ «Миноносец Бесстыжий»
Шрифт:
С юга задувал жестокий норд-ост. Миноносец «Бесстыжий» резал мидель-шпангоутом мертвую зыбь Желтого моря. Мичман Ецкой-третий стоял на свежевымытой вахте и с тревогой вглядывался в горизонт, с минуты на минуту ожидая увидеть дымы японской эскадры. Боцман второй статьи Етько слегка повернул штурвал влево и миноносец послушно наклонился в крутом вираже. Величественный альбатрос, не успевший увернуться от мачты, потерял несколько перьев и суматошно замахал крыльями, крича что-то морское на своем птичьем языке.
– Так что Вы как рассуждаете, Ваше Высокоблагородие, - нарушил напряженное
– Встренем мя япошек, али нет?
– Голубчик, ты не мог бы выражаться по-русски?
– Не отрываясь от бинокля сказал мичман.
– Виноват, Ваше высокоблагородие, - ответил, облегченно вздохнув боцман.
– Его благородие старший офицер любит, чтобы с ним по народному говорили. А я и слов-то таких не знаю: инда, понеже...
Альбатрос поравнялся с мостиком и выкрикнул несколько особенно морских фраз.
– Не знаю Етько, не знаю. Горизонт чист, хотя темноват - кажется надвигается шторм. Какой у нас курс?
– Два румба.
– Добавь десять кабельтовых.
Боцман незамедлительно выполнил приказ. Несчастный альбатрос, внимательно следивший за мачтой не заметил кормового флагштока и в расстроенных чувствах покинул негостеприимный корабль. На мостик, гремя шканцами, спустился по трапу комадир миноносца лейтенант Вской. Как всегда он был в отутюженом белом кителе и при кортике, но почему-то без штанов. Мичман восторженно смотрел на обожаемого командира. Весь флот знал, что лейтенант Вской служил на Балтике в гвардейском экипаже. О его удали ходили легенды, а проделка с медведем и тремя околоточными в свое время рассмешила государя до слез. Погубили лейтенанта, как водится, женщины. Соблазнив жену офицера кавалергардского полка грузинского князя Содомия, он был вызван ревнивым мужем на дуэль, с которой князя увезли прямо в морг. Затем Вской в трех последующих дуэлях отправил в лазарет трех братьев князя и был сплавлен командованием на Дальний Восток, когда Командующий узнал, что поезд Тифлис-Санкт-Петербург вышел в Северную столицу забитый подд завязку.
Лейтенант взял у мичмана бинокль и опытной рукой снял защитные крышки с окуляров. Минут пять на мостике царило напряженное молчание - командир вглядывался в море, Етько старался не заржать, а мичман меланхолично прикидывал, из чего лучше застрелиться:из казеного нагана или любимого браунинга. Командир опустил бинокль и одобряюще похлопал мичмана по плечу:
– Ничего страшного, молодой, со всеми бывает. Помню как-то шли мы с семьей датского короля в Кронштадт, а я стоял на вахте. И можете себе представить: заходит на мостик король! И просит у меня подзорную трубу. А я так переволновался, что вместо трубы подал ему бутылку беленькой, у нас, знаете ли, под компасам был небольшой тайничок-с. Да еще дурацкий тик приключился- левый глаз задергался...
– Ну а что король?
– задыхаясь от волнения спросил мичман
– Обрадовался, как ребенок. Он не дурак был по этому делу, а жена его в строгости держала. Так что пока она его на мостике нашла, мы бутылку уже и уговорили. Входит она, а король как ни в чем не бывало в трубочку обозревает Балтику.
– А запах?
– А что запах, я компас разобрал и начал в нем копаться. Чистый спирт, знаете ли.
– А чем все кончилось?
– мичман едва не падал в обморок от обожания.
– Десять суток гаупвахты за порчу компаса, а король мне какой-то орден потом прислал.
Мичман, наконец, набрался храбрости:
– Господин лейтенант, а...
– Что?
– Штаны-с, - мичман покраснел, как девушка.
– Ах штаны, - лейтенант досадливо поморщился.
– Два туза на мизере, механик натурально раздевает кают-компанию. Такое чувство, что он знает прикуп.
– Ну как же, господин лейтенант, - озадаченно посмотрел на командира Ецкой-третий.
– Он же из Сочи!
Температуры на мостике резко упала.
– Да?
– совершенно спокойно поднял бровь лейтенант.
Етько попытался слиться со штурвалом. Альбатрос, который было передумал и нагнал миноносец, в панике забил крыльями, пытаясь как можно быстрее набрать высоту. Лейтенант невозмутимо отодвинул мичмана и наклонился над переговорной трубой:
– Кают-компания?
– Да, - откликнулась труба голосом минного офицера Вздеева. Голос был мрачен.
– Александр Петрович, как там у вас?
– Старший офицер и артиллерист сидят в кальсонах, я только что снял китель.
– в трубе раздался смех.
– И нечего так смеяться Виктор Васильевич, просто Вам сегодня везет.
– Александр Петрович, надевайте китель и захватите мои брюки. Виктор Васильевич из Сочи.
– О-о-о-о, - донеслось из трубы.
Вздеев был на мостике через минуту. Он подал Командиру брюки и потер кулак с содранными костяшками. Альбатрос, почувствовавший, что обстановка несколько разрядилась, рискнул снизиться почти до высоты мачты. Мичман снова поднял бинокль...
– Дым! Дым на горизонте! Три минуты двадцать секунд на зюйд-зюйд-вест!
На мостике снова воцарилось неловкое молчание.
– Мичман, не выеживайтесь с секнудами и покажите пальцем! Горизонт маленький, в нем всего 360 градусов, так что будьте любезны!
– командир посмотрел в направлении мичманского пальца.
– Тэк-с. Во-первых, ногти надо стричь, молодой. А во вторых - пять миноносцев. Хм-м-м посмотрим-посмотрим...
Он прищурился на тоненькую полоску дыма.
– «Экасука», «Самосека», «Ибука», э-э-э-э.
– Ни х...ра себе!
– восхитился глазомером командира мичман.
– Во-первых, призносится с ударением на предпоследний слог: «НихирасИба», а во-вторых - это не он. Этот - двухтрубный. Видимо «Покемон» и...
– Не е...аться!
– продолжал восхищаться мичман.
– Верно, только это английское произношение от неправильного написания. Но это действительно «Ниибака». Свистнуть всех наверх! К бою!
Мичман наклонился над трубой и попытался свистнуть, как его учили в Морском Корпусе, но губы пересохли и раздалось жалкое шипение. Из трубы донеслось:
– Виктор Васильевич, сейчас ведь мичман на вахте?
– Да.
– Значит, это тревога!
Из люков на палубу полезли, звеня шкотами, матросы. На ходу, застегивая китель выскочил из недр миноносца артиллерийский офицер и бросился к носовому трехдюймовому стомиллиметровому орудию. Матросы уже расчехляли пушку, со скрипом повернулся гюйс.