Военно-морской рассказ «Миноносец Бесстыжий»
Шрифт:
– Это их отвлечет на некоторое время, - прокомментировал Вской, - Абасраки, как русский грека тебя прошу, дай хотя бы двенадцать узлов!
– А где я пар возьму, лейтенант? Где Абасраки таки возьмет пар?
– ДОСТАНЬ!
– ЕСТЬ!
Израненный «Бесстыжий» постепенно набирал ход, но «Покемон» и «Ниибака» уже поравнялись с ним. Офицер на «Покемоне» что-то прокричал в рупор.
– Мичман, Вы, говорят, Японией увлекаетесь?
– спросил командир, - Что он нам там орет?
– Он требует отдать якорь и заглушить машину, - перевел Ецкий-третий, гордясь своей нужностью.
Командир кинул взгляд на два абсолютно неповрежденных японских миноносца, а потом посмотрел на свой изрешеченный корабль.
– Ну что же, придется подчиниться.
– кивнул он.
Свет померк в глазах у мичмана. Его командир, его герой, собирался сдать корабль врагу! Плен, позор! В первом же походе? Как он теперь посмотрит в глаза своему отцу, капитану первого ранга Ецкому-второму? А маме? А дедушке, адмиралу Ецкову-первому? А Вареньке, Катеньке, Машеньке, Оленьке и Верочке? Особенно Машеньке и Оленьке, ведь одна из них, почти определенно, его невеста, правда он пока еще не разобрался, кто именно? Ужасаясь самому себе, мичман принял решение: сейчас он застрелит этого предателя, которому он так верил, а потом застрелится сам. Расстегивая негнущимися пальцами кобуру, он сквозь слезы услышал голос Вскова:
– Ититькин, голубчик, отдай-ка левому якорь!!!
Похоже, японцы все-таки заподозрили что-то неладное, когда на бак русского миноносца вышел огромный мужик и начал раскручивать над головой миноносный якорь на цепи, но было уже поздно. Направленный мощной дланью русского матроса, привыкшего при отсутсвии топора валить деревья руками, пятитонный якорь грозно просвистел в воздухе и угодил точно между труб «Покемона». Японский миноносец окутался паром и специфическими японскими выражениями.
– А правому, будь добр, заглуши машину.
Ититькин повернулся на другой борт и набрал в грудь побольше воздуха:
– БО-ОЖЕ ЦАРЯ-А ХРАНИ!!!!
– заревел Ититькин и мичман понял, что оглох.
На мостике полопались все стекла, на «Ниибаке» маленькие японские матросы закрывали уши ладонями. Дым из труб японца, загнанный обратно внезапным порывом ветра, преодолел мощь вентиляторов и устремился в кочегарку, гася топки. «Бесстыжий», окутанный клубами дыма и пара медленно полз во Владивосток.
Прошло три часа. Солнце клонилось к закату. На палубу выполз в одних кальсонах красный и мокрый Абасраки. Повернув опухшее лицо к Вскову он прокашлялся и прохрипел:
– Все, Владимир Петрович. Пар весь. Насосы сейчас встанут, вода поступает в обе кочегарки. Я глушу машины. Вы знаете, что Абасраки хороший механик. Но у этого корыта котлы с машинами сейчас провалятся сквозь дно.
Он лег на палубу и захрапел. Командир прикинул расстояние до берега.
– Пять миль... Все наверх, шлюпки на воду.
Мичман шмыгнул носом.
– Не грусти молодой, это был хороший корабль. Ты сегодня неплохо себя вел. Так и быть, разрешу тебе открыть кингстоны.
06.06.2003