Военврач
Шрифт:
Началась поездка весело! Пока добирался до взлётки (дело было после дождя, а санитарные машины ожидали поступления раненых) заехал более чем по колено в жижу чеченского пластилина. Стою я так: за спиной рюкзак, в одной руке сумка с ноутбуком, в другой пакеты с электроплиткой и электрочайником (выезжал ведь в неизвестность и всё могло сгодиться) и думаю с периодичностью одна мысль в три секунды: "Кто бы мне помог и для чего это мне надо? Как долго здесь можно проторчать? Как бы не съехать ещё глубже? и т.п.". Простоял бы долго, если бы не проезжающий грузовик, который заехал передними колёсами в нашу лужу-жижу и водитель "щиро" предложил свою руку и помощь. От занятия места в его кабине я отказался, т.к. и так не знал, чем можно выразить свою благодарность за спасение, не хватало ещё испачкать салон. Так и доехал с ветерком и брызгами от колес на спине на передней подножке грузовика до взлётно-посадочной полосы, попутно истекая грязью из башмаков и штанин. Вид у меня был самый что ни на есть презентабельный для проверяющего. На взлётке лужи более чистые и менее глубокие. Так что перед посадкой наводил лоск на своих берцах. После чего познакомился с лётчиками, которые меня приняли за прокурора, как потом оказалось, из-за сумки с ноутбуком. Но когда узнали, что психиатр, то затащили в кабину и целый час до отлёта я слушал их страхи и согревал себя так мило и кстати предложенным дагестанским коньяком.
Вместе со мной в Борзой летело несколько солдат, которые в течение неизвестно долгого времени жили или бомжевали неподалеку от боевых машин в ожидании своего борта. Второй глагол им больше подходил, так как их внешний вид очень подчёркивал их образ жизни. Догадкой остался лишь способ добычи пищи. Хотя всегда есть что украсть и кому это купить.
Прилетев из относительно тёплой Ханкалы, где ещё нет желтизны на деревьях и вовсю молодится свежая трава и, увидев спустя пятнадцать минут заснеженные сопки с побуревшей листвой и ударившим в грудь запахом приближающейся зимы, я несколько содрогнулся от быстрых контрастов. Не успев отойти от ощущения себя соринкой в пылесосе после подъёма восьмёрки, я двинулся в поисках пристанища. Следующим было знакомство с командиром полка, которого я проигнорировал, перелезая через вертолётный заборчик, хотя подсознательно чувствовал его суровый взгляд на своём отклоняющемся от устава виде. Он, как обычно в таких случаях делается, дал знать, кто является вельможей, а кто вассалом, пообещав отправить меня обратно (при том, что вертолёты летают в этом направлении один раз в две недели, а срок моей командировки не предполагал задержки более чем на три дня) и под конец обозвал меня "диким офицером", правда за глаза, но для меня это было скорее комплиментом из его уст.
Следующим моим шагом на высоте тысяча двести метров над уровнем моря был поиск воды для ножной ванны, стирки и остаточной обработки обуви. Дело оказалось сложным на такой высоте. Водопровод тянется из какого-то отдалённого уголка на протяжении одиннадцати километров, и часть труб смыло сдвигом почвы во время дождей. Так что уже несколько дней обитатели живут тем, что сливают остатки столь драгоценной жидкости из систем отопления, которые, естественно, не функционируют. Но благо таяние горного снега оставляет после себя множество луж и, заславши одного из солдатиков в указанном направлении, я спустя некоторое время смог очистить себя от Ханкалинской грязи.
Работы, как и предполагал, особенно не было: приводили и приходили кто угодно и с чем угодно. Конечно, был некоторый процент и профильных больных, но их и без меня было кому обследовать и отправлять на эвакуацию (в штате медроты имелся врач-психоневролог). А так - кто только не приходил: энурезники (те, которые мочатся в постель), дефицитчики (те которым необходимо полноценно питаться, чтобы догнать сверстников) и прочие праздные любопытствующие.
Правда, приобрёл новых и приятных знакомых в лице местного психиатра и стоматолога, с которыми проводили долгие вечера без света, а утром, умывшись стаканом газировки, побрившись и почистивши зубы из одноимённого и неиссякаемого сосуда, приступали к изучению, кто душ, кто ртов.
Но знакомство с местностью было бы неполным без пробежки. И вот, нацепив медицинскую косынку на лоб, вставив плеер в уши, под звучное Ramstein я выдвинулся на обследование не столь отдалённых уголков местного гарнизончика, выискивая трассу, чтобы была покруче, да потяжелее, попутно любуясь окружающими красотами гор и представляя себя где-то на учебно-тренировочных сборах в Кисловодске. Думал, что раз уж застрял, то надо пользоваться моментом и использовать особенности ландшафта для повышения своего мастерства в виде бега в горку.
Но в одну из своих сказочных пробежек по дивным склонам я не разошёлся с мчавшемся сверху КАМАЗом. Управлявший им местный джигит обдал меня холодным ветром сильной машины, а я, лавируя меж потоками воздуха и пыли, влетел всеми четырьмя конечностями в твердый грунт и торчащий из него металлический прут. Успел подумать о плеере, который выпал из моих рук так же стремительно, но остался цел. Не первое падение за этот месяц, но не думал, чтобы настолько было серьёзным. Через боль пробежал ещё пять километров, пытаясь доказать самому себе, что ничего не произошло. Но когда ночью колено увеличилось вдвое, а утром следующего дня я не смог передвигаться на нижних конечностях (шёл руками по стене), понял, что влип, и пора сваливать на основную базу, на реабилитацию и рентгенографию. И даже после рентгенографии думал, что всё ерунда, пока не оказался на операционном столе и коллега доктор Щукин не продемонстрировал количество извлеченной крови, прокомментировав это соответствующим образом. Хотя продолжаю считать, что он несколько сгустил краски.
Но нахожу что-то новое и в сегодняшнем своём положении. Хожу на костылях - качаю верхний плечевой пояс и мышцы спины. Веду приём у постели. Обычно говорят "у постели больного". У меня это несколько звучит в другой плоскости, но больных это не смущает. Изучаю то, чему не было раньше уделить времени. Опять же испытываю новые ощущения. А как без них?
P.S. Сегодня мне сделали вторую операцию. Доктор заверил, что всё идёт на поправку, но окончательно станет всё на свои места месяца через три, когда наступит холодный период травмы и можно где-нибудь в Ростове будет сделать артроскопию.
Побег из Чеченского госпиталя капитана Аленичева
В Чеченском госпитале нет замков на дверях. Отделение открытого типа, и все больные могут в любое время совершать прогулки по территории госпиталя. На бетонном заборе колючая проволока, перед забором натянута проволока путанка МЗП (малозаметное препятствие), обмазанная мазутом, территорию госпиталя патрулируют солдаты-автоматчики. На КПП также автоматчик и дополнительная охрана. Вокруг Ханкалы минные поля, выбраться на большую землю без документов практически невозможно. За три года работы отделения - один побег.
Капитан Аленичев поступил по направлению командира из Борзойского гарнизона. С его слов, много работал, мало отдыхал, не был в отпуске полтора года, друг подорвался на мине, командир части лишил премии, мало закрывает боевых. Буду подавать на него в суд - отсуживать боевые и отпуска. Типичная история для типичного чеченского невротика. Поместили его в офицерскую палату. Сообщили, что завтра первым рейсом полетит на Владикавказ, и в этот же день медицинским самолётом перелетит в окружной госпиталь Ростова-на-Дону, где в психиатрическом отделении пройдёт военно-врачебную комиссию. И капитан Аленичев согласился. "Заодно и жалобу на командира в окружную прокуратуру подам...". Но попросил разрешить ему ночью дописать текст жалобы.
– Пожалуйста, но только до полуночи.
Утром на пятиминутке во время смены дежурства доклад от медсестры.
– Капитан Аленичев всю ночь писал жалобы. Был возбуждён, ходил по коридору. Говорил, что не даст сделать из него психически больного человека...
– Феназепам с димедролом делали?
– Нет, от всех уколов категорически отказался!
– Ну, ладно, на десять утра дают борт на Гизель, готовьте больных, истории болезни. Саида, полетите сопровождать вчерашнего параноика.