Воевода
Шрифт:
Димитрий очень развеселился и велел поблагодарить дьяка за удачно выполненную миссию. Письмо с изъявлениями царской милости повёз его личный секретарь Ян Бучинский. Вёз он также двести тысяч червонцев Юрию Мнишеку для снаряжения торжественного поезда царской невесты. Имел личный секретарь императора, однако, и тайное поручение — встретиться с вождём рокошан Николаем Зебржидовским, чтобы условиться о совместных действиях.
Вернулся Бучинский в Москву через месяц с тревожными новостями. Жак де Маржере, от которого у Димитрия давно уже не было никаких тайн, присутствовал при рассказе секретаря.
— Мне не хотелось бы расстраивать
— Надо было ехать в Краков, чтобы узнать, что делается в Москве, — деланно рассмеялся Димитрий. — Впрочем, думаю, что жало нам удалось вырвать. Ты помнишь Шарафетдинова? Ну, того, что Фёдора Годунова... отправил на тот свет?
Бучинский молча кивнул.
— Так внезапно бросился на меня с ножом! Не знал, что я постоянно ношу кольчугу под ферязью. А мой верный Жак тут же проткнул его шпагой. Чтобы не было лишних разговоров, труп сунули под лёд. Жаль, конечно, что у полковника столь твёрдая рука. Мы не успели узнать, кто его нанял. Может, ты узнал в Кракове?
— К сожалению, мне мало что удалось узнать.
— Так, может, и заговора нет?
— Нет, есть! — твёрдо сказал Бучинский.
— Рассказывай всё, что узнал.
— Когда я приехал в Самбор, меня, признаться, удивило, что Мнишек явно не спешит со сборами. То ему помешала свадьба короля, то русские платья для коронации Марины не готовы. Потом, когда я тайно повстречался с Зебржидовским, всё это стало понятно. Самый мощный твой союзник, Лев Сапега, который, не стесняясь присутствия короля, на обручении Марины громогласно назвал тебя царём, переметнулся в стан Сигизмунда.
Димитрий, вспомнив давний разговор, посмотрел на Маржере:
— Видать, какую-то выгоду почуял!
— Почуял Сапега другое, — возразил Бучинский. — Когда Зебржидовский приехал к нему для объяснений, гетман ему сказал, что в рокоши участвовать не будет, потому как ему доподлинно известно, что дни твоего царствования сочтены.
— Вот как? — криво ухмыльнулся Димитрий. — Какая же гадалка ему нагадала?
— Имени гетман не открыл. Сказал только, что был у него тайный гонец из Москвы, от бояр. Хотел было к королю попасть, да у того медовый месяц с Констанцией, племянницей кесаря, никаких дел не ведает. Вот он и пришёл к Сапеге.
— Зачем?
— Чтобы понять, зачем король дал русским такого негодного правителя — в православии некрепок, постов не соблюдает, распутничает...
Димитрий, придя в ярость, забегал по комнате, пиная шныряющих под ногами собак.
— Ох, доберусь я до этих умников! Пёсья кровь!
— И просят нижайше те бояре короля, — невозмутимо продолжил Бучинский, — чтобы не поддерживал он тебя в случае твоего свержения...
— Вот им, — сделал непристойный жест Димитрий.
— А чтобы короля задобрить, просят заговорщики его согласия, чтобы на престол возвести сына королевского Владислава.
— Этого щенка? Он же католик! — Приступ ярости царя сменился смешливостью. — Ну, мудрецы толстопузые! Дознаться бы, кто это осмелился такое удумать!
— Я думаю, что это интриги Шуйского! — твёрдо сказал Бучинский.
— Думаешь или знаешь? — испытующе глянул царь.
— Думаю. Ведь я предупреждал, не возвращай его ко двору!
Димитрий отмахнулся со смехом:
— Что вы с Басмановым этого старого дурня боитесь? Согбенный, глаза слезятся,
— Он же первый прибежал к тебе под Кромами! — напомнил Маржере.
— Вот-вот. Запомни, мой верный Жак, кто раз изменит, изменит и второй. Молод, воин знатный. За таким могут пойти. Впрочем, я и его не боюсь. Петька Басманов, если что, измену за версту почует. Да и ты, Жак, со своими гвардейцами целой армии стоишь. Пусть только сунутся! И покровителю ихнему, Сигизмунду, мы кровь испортим. Как Зебржидовский, не передумал?
— Рвётся в бой.
— Ну и отлично. Мы с ним и без Сапеги обойдёмся...
На совете Димитрий держался по-прежнему. Был весел, приветлив, не упуская случая посмеяться над кем-нибудь. По-прежнему удивлял бояр-тугодумов неожиданностью своих решений. Когда он принимал делегацию терских казаков, все были уверены, что никому из посланцев голытьбы не выйти живым из Кремля. Ещё бы! Голодранцы в присутствии царя завели неслыханные по дерзости речи. Они уверяли, будто у них на Тереке объявился племянник Димитрия, сын его старшего брата Фёдора, царевич Пётр. И сказку складно складывали: деи, царица Ирина родила в 1592 году мальчика Петра, хитроумный Годунов подменил его девочкой Феодосиею, которая вскорости померла. Мальчику удалось чудом спастись, бежать на Терек, откуда он шлёт своему дяде привет и пожелание служить ему верой и правдой!
Возмущённые бояре начали громко хулить самозванца — многие из них были очевидцами рождения Феодосии и её ранней смерти. Никакой подмены быть не могло. Тем более что казаки даже и не заботились о правдоподобии: наследнику, если бы таковой и существовал, должно было быть лишь четырнадцать лет, а тому, кто претендовал на эту роль, перевалило за двадцать.
Накричавшись вдосталь, бояре уставились на царя в ожидании приговора, однако Димитрий продолжал улыбаться как ни в чём не бывало. Будто не замечая всей нелепости выдумки, он поинтересовался, сколько казаков может привести с собой новоявленный племянник. Узнав, что более четырёх тысяч, явно обрадовался и приказал немедленно послать гонца к «племяннику» с любезным приглашением прибыть поскорее в Москву. Более того, всем воеводам по пути следования казаков предписывалось снабжать их продовольствием.
— Но это же самозванец! — неистовствовали бояре. — Грязный вор и обманщик!
— Вот мы и посмотрим! — с улыбкой парировал Димитрий. — Пусть здесь, в совете, он и докажет нам своё царское происхождение.
Наиболее проницательные поняли, что Димитрий не хочет раздувать пламя мятежа на Волге, что неминуемо случится, если казнить послов. А царь шепнул стоящему рядом Петру Басманову:
— Мне липших четыре тысячи воинов в походе не помешают!
Да, царь готовился не только к свадьбе, но и к войне. По его тайному указу к Москве двигался двенадцатитысячный отряд новгородцев. К Москве тронулся и двухтысячный отряд польских гусар и пехотинцев, якобы сопровождавший поезд царской невесты. Василий Масальский, встретивший по приказу царя поезд у Смоленска, передал Юрию Мнишеку его просьбу: пусть Марина в сопровождении фрейлин и двора движется не торопясь, услаждая себя увеселениями, а воевода чтобы со своими жолнерами поспешил. Царю не терпелось увидеть и испытать в деле нанятое им воинство.