Воевода
Шрифт:
— Ладно-ладно, я пошутил. — И Захар покинул трапезную. Роман с улыбкой смотрел на Кирьяна. Тесно тому было в воеводской трапезной. Стать и сила в нём слились в единое. Лицо добродушное, но в серых глазах затаились ум и отвага. «Как он хорош», — по-купечески оценил Кирьяна Роман.
— Садись к столу, тысяцкий, — позвал Даниил.
Кирьян сел запросто, словно у себя дома. Даниил налил ему медовухи, добавил Роману и себе.
— Ну, за знакомство. Вот Кирьян, вот Роман. Будьте здоровы.
Все выпили. Помолчали.
— Я позвал
— Так ведь я, батюшка-воевода, в деревенском деле да в охоте хорошо разбираюсь, а в купеческом темь глухая.
— Знаю, да тебе как раз и надо охотой заняться. Чтобы к Роману никто звериные лапы не протягивал. Понял?
— Как не понять! — улыбнулся Кирьян. — Уберегу. Волос с головы не упадёт.
— Ну что скажешь, Роман?
— Как родного приму. С таким человеком и рядом побыть в радость.
Кирьяну надо было в чём-то оправдаться, и он сказал Даниилу:
— Только ты, батюшка-воевода, не подумай, что я за вдовушкой как кот волочусь. У меня серьёзные виды на неё.
Даниил весело и впервые за два месяца рассмеялся.
— Ты, главное, не забудь нас на свадьбу пригласить, как вернёмся с Волги. — Кому он о Волге дважды упомянул, было неведомо, но суть некая скрытная в том имелась...
— Так мы в Борисоглебском свадьбу справим, — Кирьян понял упоминание о Волге в свою пользу. — Там у меня сродников тьма.
Даниил подумал, что дело с Романом будет улажено и завтра по следу злочинцев пойдут люди Разбойного приказа. От них рыжебородому и шепелявому вряд ли удастся скрыться. В это время из Кремля вернулся Алексей, и Даниил проводил Романа и Кирьяна, пожелав им удачи. Откланявшись старшему Адашеву, они ушли. Алексей спросил брата:
— Что-нибудь случилось?
— Ты угадал, Алёша, и у меня есть к тебе просьба. К Роману кто-то цепляется и угрожает, выпытывает, для кого готовит товары.
— А ты сам-то что думаешь? Может, это завистники сводят счёты? Среди купцов такое бывает.
— Не знаю, Алёша, может быть, купцы. Да нам подлинно нужно знать, зачем кто-то затевает кутерьму.
— И что же ты хочешь делать?
— Вот Кирьяна послал быть при купце. А тебя прошу завтра зайти в Разбойный приказ и попросить боярина Троекурова порадеть за дело. Пусть его люди отловят татей.
— Ты прав. Дело неотложное. Не дай бог, ордынцы пронюхают, а их в Москве пруд пруди. Какие они, казанские, крымские, поди разберись.
Близился февраль. Со Сретения Господня Даниилу придёт время покидать Москву. Да и всё было готово для выступления в поход. Ждали ещё новгородцев, но от них примчал гонец и принёс весть о том, что новгородские ратники прибудут на Днепр по полой воде, как всегда хаживали.
31 января Даниил пришёл на торг в Китай-город спросить Романа, что ещё нужно довезти на Ходынку, а заодно узнать, не беспокоят ли «шатуны». Роман был доволен, что Кирьян и люди Разбойного
— Поймали тех «шатунов» на прошлой неделе. Под вечер уже пришли, смеркаться стало. К прилавку сунулись, я опомниться не успел, как за грудки схватили и ножи к горлу приставили. «Молись, — говорят, — или признавайся, кому товар сдаёшь-готовишь? » Похолодало у меня в груди, думаю, и впрямь молиться пора...
— А где же Кирьян был?
— То-то и оно, что Кирьян с торга за ними следил. Они ножи приставили, а он рысью сзади на них, да голову о голову ударил. Тут уж и приставы подоспели.
— Ну, слава богу, что всё хорошо кончилось. Что ты ещё не довёз на Ходынку?
— Топоров двести пятьдесят штук. Мастера жалуются — металла нет, так Пономарь позаботился, в литейном побывал. Обещали за неделю исполнить заказ.
— Годится.
Сразу же после Сретения Господня Даниил отправил вечером с Ходынского поля первую тысячу воинов и сто санных упряжек с припасами для новых лодок. Во главе этого отряда Даниил поставил Степана Лыкова.
— Как и договорились, идёшь только по ночам и в ведомое лишь тебе место, — наказывал Даниил. — В селениях на днёвки не останавливайся.
— Ясно, воевода. Всё так и будет, — отвечал Степан.
— Да хранит тебя Господь Бог. — Даниил обнял Степана.
Так и пошло. Каждый день в вечерние часы с Ходынского поля уходили тысячи воинов, сопровождаемые обозами. Сам Даниил пока не покидал Москву, он следил за тем, чтобы здесь было исполнено всё задуманное, чтобы не сорвался из-за каких-либо непредвиденных обстоятельств сам поход. И вот на восьмой день казармы опустели. При Данииле оставалась только личная сотня воинов. Он простился с матушкой, с братом и всем его семейством, с Тархом и Олей. В ночь на 8 февраля Даниил покинул Москву «промышляти на крымские улусы».
Февраль в тот год выдался не метельный и без сильных морозов, потому рать двигалась без помех. Дневали в лесах, вдали от селений, а по ночам шли. Уже позади Калуга, Козельск, в котором Даниил с сотней всё-таки остановился на день в надежде на то, что услышит что-либо о семье Питирима. Но нет, тщетны были его желания. Никто из полона, уведённого в Крым, так с той поры и не вернулся. За Козельском на пути Даниила лежал Мценск. В этом городе Адашеву тоже захотелось побывать. Они словно бы питали его живительными соками жажды наказать ордынцев за поругание земли русской.
В Мценске Даниил встретил своих ратников, с которыми оборонял город и которые позже остались в нём на прожитие. Пока что Бог миловал их: обзавелись хозяйством, на земле трудятся. Вот уже два года орда о себе не даёт знать. Бывший ратник борисоглебский Тихон спросил Даниила:
— Теперь-то куда путь держишь, батюшка-воевода?
Даниилу хотелось порадовать земляков, но он удержался и сказал полуправду:
— Службу царскую правлю. За Орел поведу полки, а там встанем на рубеже, вас защищать.