Воевода
Шрифт:
— Молчу, молчу, батюшка-воевода. В приказе был?
— Угадал. Меня к тебе два повода привели.
— Мог бы и без повода. — Иван снял с Даниила кафтан.
— И то верно.
— Да уж выкладывай.
— На той неделе во вторник я уезжаю.
— Далеко ли?
— В Борисоглебское. Давай со мной всей семьёй.
— Подожди, Данилушка, так уж сразу. Зачем ты уезжаешь?
— Отдыхать, Ваня, отдыхать! Два года мы с тобой по острию ходили, можно и отдохнуть.
— Даша, матушка, вы слышали? Он нас зовёт
— Вот и поезжайте, — ответила Серафима. — А я домовничать буду, в храмы похожу.
— Даша, не отказывайся. Там такая прелесть зимой! Данилка на санках с горок кататься будет, — манил Дашу Даниил.
— А твои поедут?
— Все, кроме матушки.
— Что ж, ежели Ваня возьмёт нас, мы готовы ехать.
— Ты слышал, Ванюша? Или забыл, что пушкари тебя на рыбалку звали? Стерлядь будем ловить.
— Разве от вас отделаешься? А я-то думал выспаться за два года, — засмеялся Иван. — Говори же о втором поводе.
— Это уж мы с Дашей обговорим. Вот какое дело, Дашуня. Ехали мы из Казани домой и договорились с Иваном оженить нашего сотского Степана. И на ком бы, ты думала?
— Не знаю, батюшка-воевода.
— Да на нашей свахе, на тётке Саломее. Ей уже тридцать с хвостиком, и она с сорок седьмого года вдовствует.
— А Степан-то как? — спросила Даша.
— Да за милую душу согласится, — ответил Иван. — Славная Саломея...
— Уж тебе не знать ли её, — засмеялась Даша. — Он чуть что, так и говорит мне: вот если бы не Саломея...
— Что ж, и я могу то же сказать, — отозвался Даниил. Гость и хозяева за столом не засиделись. Вскоре же Даша, Иван и Даниил оправились на Арбат к свахе Саломее. В пути Иван поучал Даниила, как вести себя с ней.
— Ты, воевода-батюшка, не умаляй достоинств Степана, повторяй, что сотский голова и военной справе прилежный.
— Мы со свахой найдём, что сказать, — смеялся Даниил и весело посматривал на Дашу. — Так ли я говорю, свашенька?
— Истинно так, — отвечала Даша с милой улыбкой. Она была довольна своим замужеством и всем женщинам готова была пожелать того же.
Сватам повезло. Вдовица Саломея была дома. Увидев её в домашнем сарафане, без головного платка, румянолицую и большеглазую, Даниил подумал, что ежели она согласится выйти за Степана, то быть славной паре. Он подумал и о её нраве. Никогда он не видел её сварливой, злой. Будто она знала секрет: ежели хочешь добиться успеха в жизни, побеждай добром.
— Здравствуй, Саломеюшка. Видишь, кто к тебе пришёл? Все твои детки, — с таким присловьем появился в покоях свахи Даниил.
— Как не видеть? — запела Саломея приятным голосом. — Да вы ко мне во снах каждую ноченьку приходите. Раздевайтесь, дорогие гости, говорите, какая нужда вас привела. А я готова вам помочь.
— Даша, тебе и слово, — подсказал Даниил.
Молодая женщина смутилась, но тут же улыбнулась, начала бойко:
— Есть у нас купец, молодуха Саломея, удалой молодец, во всех делах сноровистый, весёлый и покладистый, работящий и не гулящий, царю-батюшке верный слуга, семеюшке кормилец. И нужен тому купцу красный товар. А вот мы его нашли да и спрашиваем: готова ли ты, Саломея, посмотреть красна молодца, сокола ясного?
Погрустнела Саломея от яркой речи молодой свахи, румянец с лица сошёл, голова поникла. Руки в кулачки стиснула и тихо ответила:
— Матвеюшку я забыть не могу. Стоит он у меня, сердешный, перед глазами. Был он ласковый такой, слова сорного не бросит. Да вот нашлась на его головушку басурманская сабля. Потому и не знаю, что сказать, милые сваты.
— Да ты поделись местечком в своей душе. И Матвеюшку оставь, и Стёпушку пусти. — Даниил улыбнулся, подошёл к Саломее, обнял за плечи. — Не так ли ты мне говорила семь годков назад, умная головушка?
— Вот и скажи: уживутся и вдвоём, — засмеялся Иван. — Да в твоей доброй душе всем места хватит.
В свои тридцать пять лет Саломея была похожа на молодицу лет двадцати пяти, жаждала мужской ласки и готова была хоть пень обнимать. Но стыд и житейская порядочность удерживали её от беготни за мужиками. А тут...
— Как его увидеть, того купца? Может, личиком-то он с образиной лесной сходен.
— Ох и привередлива ты, Саломея! Да ведь сказала же Даша: красный молодец.
— Сватушки-батюшки, видеть его хочу. А так и разговору не быть, — довольно твердо проговорила Саломея.
Сваты переглянулись, головами покачали. Но Даниил нашёл выход.
— А ты приходи завтра в полдень в Китай-город на торг. Там у ярославских рядов и увидишь меня. Он же рядом стоять будет. Он не только сотский в царском войске, но ещё и торговый человек. Подойдёшь ко мне, как купишь товар, так и пойму, что он тебе по душе и люб.
— Ох и хитёр же ты, батюшка-воевода. Да уж приду. Не век же куковать вдовушкой, — улыбнулась Саломея. Подошла к Даше и обняла её. — Спасибо тебе, что первое слово сказала. Мужикам-то я бы и не поверила. — Молвила так и весело засмеялась, вновь стала развесёлой свахой.
На другой день за утренней трапезой Даниил обратился к Степану:
— Я сейчас погуляю с Тархом, а к полдню сходим с тобой на торг в Китай-город. У тебя есть ещё товары-то?
— Уздечки? Как не быть! Да новые лажу. А тебя какая нужда заставляет идти на торг?
— Присмотреть хочу кое-что. Я ведь на днях в Борисоглебское уезжаю. Поедешь со мной?
Стыдно было Степану смотреть в глаза Даниилу. Считал он, что приживалом становится, и хотел отказаться да податься куда-нибудь к Волге поближе, в Нижний Новгород, может быть, благо товар есть, на хлеб, на прожитие хватит. Так как Степан долго не отвечал, Даниил понял, что у его побратима на душе и на уме, и, пока Степан не ответил отказом, произнёс: