Воевода
Шрифт:
Отплывая из Шурмы, Даниил увозил с собой удачу почти на весь путь до Камы. В селениях Тюм-Тюм, Кинерь, Шишинерь, Илемас и десятках других уже знали о движении царской рати, жители выходили на берег реки, старейшины родов, сотные князья несли ясак, к которому их пока не обязывали, заслушивали клятвенную грамоту и без возражений присягали на верность русскому царю.
В Вятских полянах, как и договаривались, у Даниила состоялась встреча с Иваном Пономарём. Он был оживлён, улыбался.
— Батюшка-воевода Данилша, у нас всё идёт чередом. Нет супротивников царской воле.
— Ну
— Затянуло, словно на собаке, — засмеялся Иван. — Да чую, что скоро к домам полетим, оттого и хвори пропадают.
— Верно говоришь, к домам летим. Сил нет, как хочется к своим. — Даниил добавил: — Теперь ты иди на заход солнца к Казани, а я пока кружным путём по Удмуртской земле. Ждите нас, не задержимся. И вот ещё что: в Казанской земле тоже заходите в селения, там, поди, не все приведены к клятве.
Расставаясь, побратимы обнялись.
— Як твоему батюшке с поклоном от тебя приду.
— Верно. Ну, будь здоров.
Плыли воины Даниила вдоль удмуртских берегов ещё двое суток и во всех селениях исполняли свой долг. Но вот позади и Удмуртия. За селением Умяк — Казанский край. Даниил знал, то в этом Юго-Восточном крае русского царя ещё не жаловали. «Что ж, придётся вас силой приводить к клятве», — подумал Даниил. Столкнуться с сопротивлением пришлось сразу же. В большом селении Мамадыш с приближением водной рати убежали с реки даже дети. Даниил насторожился и поначалу не знал, как поступить: то ли лазутчиков послать, чтобы проведали, чем дышат жители Мамадыша, то ли поднять всю тысячу и идти развёрнутым строем. Он видел перед собой обнесённый острокольем городок и не мог знать, что ждёт его близ стен. Взвесив то и другое, он отмёл поиск и вылазку. Оставалось третье и четвёртое: или ждать, когда жители увидят, что воины пришли с мирными целями, или наконец подняться одному во весь рост и идти навстречу неизвестности. Сколько продлится ожидание, Даниилу было неведомо, а его поджимало время. Даниил поступил так: сказав тысяцкому Варламу: «Ждите меня здесь, а если долго задержусь, идите скопом на штурм», — он ушёл.
Подходя к Мамадышу, Даниил заметил, что за ним следят из-за остроколья, но никто не держал лука со стрелой наготове. Однако не из городка, а со стороны, из кустарника, кто-то выпустил стрелу, и она пролетела мимо. Грудь у Даниила обожгло холодом, но он шёл, глядя туда, откуда прилетела стрела, где затаился некий враг. А в это время в кустарники кто-то со стены тоже пустил стрелу, и там раздался крик. Даниил уже был около ворот. Открылась калитка. В ней стоял старец. Он спросил:
— Что тебе нужно?
— Я пришёл с миром. Мы никого не тронем. Царь Иван просит вас дать ему клятву верности, и мы уйдём в Казань.
— Дай ту клятву. Хочу видеть её. Я старейшина рода Мамадыш.
Даниил достал из кафтана список, развернул его и показал старцу. Но тот взял список.
— Иди за мной. Аллах защитит тебя.
Даниил пошёл в городок за старцем.
Варлам с воинами заждались Даниила и уже вышли на берег. Впереди встали стрельцы с пищалями и медленно двинулись к городку. Но в это время распахнулась калитка и появился Даниил. Он шёл, улыбаясь и пошатываясь. За ним шли несколько молодых казанцев и несли овечьи бурдюки с хмельным кумысом. Даниил подошёл к воинам.
— Ну, братцы, хорош кумыс у мамадышей. Вот их подарок. — Он показал на бурдюки в руках мамадышцев. — На всех хватит.
Воины забрали у них бурдюки, смеясь, похлопали по плечам, кому-то пожали руки, и все, довольные, разошлись, кто к судам, кто в городок.
Плавание до Казани по быстрой воде Камы, а потом вверх против течения по Волге завершилось для Даниила и его ратников безмятежно. По правому и левому берегам Волги до Казани уже не было враждебных сил. Здесь сказали своё слово казанские князья и мурзы, которые остались в городе и присягнули на верность русскому царю.
И была радостная встреча с отцом. К ней примешивалась горечь. Фёдор Григорьевич уже источался здоровьем. Он ни на что не жаловался, но силы покидали его, он был худ и прозрачен.
— Не знаю, Данилушка, что со мною случилось. Таю, как вешний лёд. Ноги по утрам не гнутся, ходить без посоха не могу.
— Батюшка, ты ведь всю жизнь, словно лошадь у пахаря, из сохи не выходил. Откуда быть здоровью! Да и годы твои маститые. На покой пора.
— Подал я прошение царю-батюшке. Жду ответа со дня на день. А тебе, сынок, уже срок пришёл возвращаться в стольный град.
— Чья воля, батюшка?
— Моя, Данилушка. Отписал я о приведении к правде возмутившихся казанцев, черемисов, удмуртов, мордвы и мокши с ними и посылаю тебя с отпиской к царю. Ждёт он нашу бумагу с нетерпением, предупреждал даже с оказией.
— Но я не могу тебя оставить, батюшка.
— Ты мне, сынок, ничем не поможешь. И там, в Москве, ты теперь нужнее, чем здесь. Так что собирайся с Божьей помощью в путь. А полк твой на моём попечении останется.
Даниил лишь тяжело вздохнул, слов возражения у него не нашлось.
«Данилы Фёдоровича не было в Москве, он всё время служил в Казанском крае и в конце 1554 года (в октябре) приезжал к государю с известием о блестящей победе над возмутившимися казанцами», — читаем мы в «Русском библиографическом словаре ».
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
НА ПОБЫВКУ
В Казани Даниил не задержался. В бане помылся, три дня отсыпался, ожидая отцову отписку. А последние полдня в беседе с отцом провёл, просил его отправить на отдых по домам борисоглебских ратников, сказав при этом:
— Они мне, батюшка, нужны будут. Сердце о том вещает.
— Коль так, с тобою и пойдут. В пути где-нибудь за Нижним Новгородом и завернёшь их в Борисоглебское.
— Спасибо, батюшка. Ещё Ивана Пономаря да Степана Лыкова прошу отпустить.
— Эко размахнулся. Полрати уведёшь с собой, — усмехнулся отец.
— Так ведь без них я словно без рук. Дай Бог каждому таких побратимов, что в ратном деле, что в советах.
Потом Даниил вспомнит этот разговор с отцом и скажет себе: «Надо же, как в воду глядел. Куда бы я без Ивана и Степы».