Воин Пустоши
Шрифт:
Несколько кричащих дикарей бросились к атаману. Ближе всех оказался тощий старик, седые волосы которого, смоченные каким-то маслом, были собраны в высокий гребень, протянувшийся от лба до затылка, а рожа разукрашена черными и красными треугольниками. На груди шамана висело ожерелье из клыков, в нижней части его болтался длинный кривой рог с рукоятью — костяной нож. Шаман схватил его, с визгом сорвав ожерелье с шеи, замахнулся — и тогда Макота снес ему голову с плеч. Синий световой круг на миг стал красным, прорубая
Он поднял ее над головой, весь забрызганный кровью, широко улыбаясь — и демонически захохотал. Дикари попятились.
В кузове тускло горела масляная лампа. Снаружи доносились вопли, шипение манисов и, временами, какие-то необычные звуки — стук, треск и скрежет, будто там крушили кости. Захар со Стопором замерли в двигательном отсеке, прислушиваясь, сидящий на краю люка Дерюжка удивленно моргал.
— Сказал не выходить? — повторил механик, и молодой бандит встрепенулся.
— «Сказал»! — передразнил он. — Не сказал, а приказал! Запереться, не высовываться и ждать.
— Чего ждать?
— Ну, пока он не позовет, вот чего.
— А к-кто там п-появился? — спросил Стопор.
— Я откуда знаю? Он же меня сразу к вам отправил!
Крики смолкли вместе со странными звуками, теперь снаружи доносилось какое-то хоровое подвывание. Будто там стая панцирников собралась и воет с тоски на луну.
— Да что же это? — прошептал Дерюжка. — Что там происходит?
Захар хлебнул из бутылки, поставил ее на кожух двигателя и стал выбираться.
— Ты куда полез! — прикрикнул на него бандит сверху. — Сказано ж было сидеть!
Он нагнулся и уперся в плечо механика ладонями, не выпуская его наверх.
— Отвали! — Захар так двинул плечом, что Дерюжка чуть не опрокинулся на спину, и сунул ему под нос большой красный кулак. — По мордени захотел?
— Это кому ты по мордени собрался?! — возмутился бандит. — Кому по мордени?! Мне, первому хозяйскому помощнику?!!
Не обращая на него внимания, Захар выбрался из отсека и взял ружье со стойки у стены. Следом полез Стопор.
— Я наружу не собираюсь, раз приказ был, — пояснил механик, не глядя на Дерюжку, и встал под запертой дверью отсека. — Но вооружиться надо и наготове быть.
Снаружи донесся голос хозяина:
— Выходите!
Захар потянулся к засову, но Дерюжка, схватив со стойки автомат, найденный Стопором в танкере, рванулся к двери с криком:
— Не трогай, я первый!
Пожав плечами, Захар шагнул назад, и молодой, рванув засов, вывалился наружу.
Когда он встал на подножке, взгляду открылась удивительная картина. Светало, горы впереди и долина сзади были уже хорошо видны. Как и несколько десятков кочевников, стоящие на коленях вокруг «Панча». Они равномерно сгибались и разгибались, прижав к головам тыльные стороны ладоней, бились об иловую корку лбами и подвывали: о-о-о… у-у-у… о-о-о… у-у-у… Позади стояли оседланные манисы, два ящера не спеша, шли прочь, волоча поводья, на них никто не обращал внимания.
Не опуская автомата, Дерюжка спрыгнул. Сзади в проеме показался Захар.
Из-за кабины вышел Макота. При виде хозяина молодой бандит тихо вскрикнул: с ног до головы тот был залит кровью, она стекала по лицу, по одежде, капала даже с кончика носа. Но ведь не его это кровь, ведь вон как хозяин спокойно идет, не шатается, руки-ноги целы… Как так: кровь есть, а трупов нет?
Дерюжка, отступив от «Панча», оглянулся. Взгляд скользнул к крыше кузова… Его замутило, бандит схватился за горло и побыстрее отвернулся. И решил, что самоход он отмывать ни за что не будет, пусть вон Стопор этим займется, угрюмому заике все нипочем.
Макота ухмыльнулся — зубы на темно-красном лице ярко блеснули в утреннем свете — и шагнул к здоровенному кочевнику, который перестал кланяться и замер на коленях, обратив к атаману перекошенную от страха рожу. В черные волосы были вплетены перья — они украшали шевелюры всех кочевников, но у этого красавца их было особенно много.
– Ты! — рявкнул Макота, ткнув пальцем в смуглую грудь. От пальца разлетелись красные брызги. — Язык наш знаешь? Ну, нормальных людей, вроде меня? Умеешь по-нашенскому говорить, спрашиваю?
— Уме-эу, — протянул здоровяк, неестественно гримасничая и так растягивая губы, что сразу стало ясно: говорить на языке «нормальных людей» ему доводилось нечасто.
— Умный, стало быть? — Макота резко нагнулся к нему. Кочевник отпрянул, сжавшись от страха. Вой со всех сторон прекратился, остальные людоеды перестали кланяться, наблюдая за происходящим.
— Ты, что ли, вождь? — спросил Макота.
— Не-э… Вождь мертвый. Убил ты.
— Я? — удивился атаман и оглянулся на крышу «Панча». — А это, что ли, один из тех двоих? Но они ж, слышь, молодые вроде и без перьев почти были. Или ты о том старикане с рожей разукрашенной, который за машиной валяется? Не, то шаман, я точно знаю.
— Не-э. Ты! — здоровяк показал на атамана, потом на Дерюжку, на спрыгнувшего вслед за ним Стопора, на Захара, маячившего в кабине. — Ты! Ты! Ты! Все-э убил!
— Не понял! — нахмурился атаман.
— Раньше-э было, — жутко гримасничая, морща лоб, то надувая, то втягивая щеки, выдавил из себя кочевник. — Много ночи прошла… Много дня… Возле большой железный гора убить вождь. Ты, ты, ты убить! И вождя и других! Теперь я — вожак!
Макота с Дерюжкой переглянулись, разом сообразив: это то самое племя, которое напало на банду возле Корабля!