Воины Света. Тайна Кранга

Фостер Алан Дин

Причина кругового расположения данных заведений была простой. Любой бизнесмен мог подкрепиться на окраинах рынка, а затем погрузиться в водоворот коммерции без необходимости беспокоиться о том, что важную сделку прервет внезапный порыв, скажем, едкого дыма прего от горящих дров дерева бан. Большую часть дня огромный круг служил восхитительно хорошо, но в обеденные часы пик он заставлял рынок больше, чем когда-либо, походить на это проницательное туристское сравнение с морскими отливами и приливами.

Флинкс остановился у лотка старого Кики, продавца сладостей, и купил пирожок с тиском. Эта стряпня готовилась на основе крепкого местного гибридного зерна. Внутри

он начинялся кусочками фруктов, ягодами и маленькими недавно созревшими мясистыми орехами парма. Законченный продукт затем обмакивали в чан с тепловатым золотистым медом и давали ему затвердеть. Он был жестким в зубах, йо, ах! что творил с небом! У него имелся один недостаток: плотность. Кусать тиск было все равно, что жевать старую изоляцию скафандра. Но он обладал высоким содержанием энергии, орехи парма являлись слабым наркотиком, а Флинкс испытывал нужду в слабом стимуляторе перед выступлением.

Но превыше голосов и запахов, превыше всего Драллар можно было увидеть.

Сооружения на рынке были довольно низкие, но за пределами продовольственных полумесяцев виднелись древние стены, остатки Старого Города. За ними и среди них были рассеяны здания, где имела место коммерция поважней. Именно здесь-то и текла живая кровь Мотылька, а не в живописных ларьках ниже. Каждый день в темных задних комнатах и конторах этих старых и новых строений обменивались продукты экономики дюжины миров. Там находились рестораны для гурманов, обслуживающие богатых спортсменов, возвращавшихся с озер и воротивших нос и закрывавших окна от плебейских испарений, наступавших на них с продовольственных ларьков внизу. Там чучельники занимались своим шумным искусством, набивая шкуры пушистых яксмов и крепя к щитам кошмарные черные головы рогатых демонических дьяволов.

За ними поднимались многоквартирные дома, где жили средние и низшие классы. Те, что победнее, отличались малочисленными окнами и потрескавшейся штукатуркой, а те, что поблагополучней, — чудесными многоэтажными фресками, нарисованными бродячими художниками, и блестящей лазурной черепицей, сохранявшей в домах тепло зимой и прохладу летом. Еще дальше поднимались изолированные скопления башен богатых инурбов с висячими садами и террасами из укрепленного хрусталя. Они высоко воспарили над шумом и гамом обыденности, искрясь при каждом утреннем тумане, словно усыпанные самоцветами жирафы.

А из центра города поднимался, господствуя над всем, огромный дворец правителя Драллара. Короли поколениями добавляли к нему новые постройки — сектор здесь, крыло там, каждый налагал на дворец отпечаток своей личности. Там жили король Деве Ног На и его двор. Иногда король поднимался на самый высокий минарет и там, сидя с комфортом на медленно вращающейся платформе, наблюдал на досуге невообразимый муравейник, составлявший его владения.

Но самым прекрасным у Мотылька был не Драллар с его сверкающими башнями и разноцветными гражданами, не бесчисленные озера и леса, не великолепные и разнообразные существа, обитавшие в них, а сама планета. Именно это и привлекло первоначально людей к данной звездной системе. Окольцованные планеты встречались достаточно редко.

А Мотылек был крылатой планетой.

«Крылья» и дали ей название и сделали ее уникальной в Рукаве. Они, несомненно, когда-то являлись совершенным кольцом сатурновского типа. Но когда-то в далеком прошлом они сломались в двух местах — возможно, в результате гравитационного напряжения или смены магнитных полюсов. Наверняка никто сказать не мог. В результате получилось незавершенное кольцо, состоящее из двух огромных полумесяцев из камня и газа, окружавших планету с двумя разделяющими их большими разрывами. Ближе к планете полумесяцы сужались, но, уходя в пространство, они благодаря уменьшающейся гравитации развертывались в естественную форму веера, образуя таким образом прославленный эффект крыла. Они также достигали

куда большей толщины, чем древние кольца Сатурна, и содержали более высокий процент флюоресцентных газов. В результате с обеих сторон планеты возникали две гигантские маслянисто-желтые треугольные фигуры.

Не случайно, наверное, единственную луну Мотылька нарекли Пламенем. Некоторые считали это название банальным, но никто не мог отрицать его уместности. Она была примерно на треть меньше земной Луны и находилась почти вдвое дальше. У нее имелась одна специфическая характеристика. Она не «горела», как, казалось бы, предполагало ее название, хотя и светила достаточно ярко. Фактически некоторые почувствовали, что ярлык «луна» совершенно непригоден, так как Пламя вовсе не вращалось вокруг своей родительской планеты, а шествовало вместо этого впереди нее вокруг солнца приблизительно по той же орбите. Поэтому два названия прижились. Морковка, манящая вперед усыпанного самоцветами осла, никогда не могущего достать ее. К счастью, открывшие эту планету устояли перед импульсом назвать эти две сферы в честь последнего изречения. Подобно столь многим вывихам природы, они отличались слишком необыкновенным великолепием, чтобы подвергнуться такой насмешке.

Крыло на стороне Драллара виднелось Флинксу только как тонкая светящаяся линия, но он встречал его изображения, снятые из космоса. Сам он никогда не бывал в космосе, но посетил много приземлявшихся в порту кораблей. Там, путаясь под ногами старших членов экипажа, он внимательно слушал, как они рассказывали повести об огромных кораблях с КК-двигателями, курсировавших по темным и пустым местам небесного свода. Поскольку эти чудовищные небесные суда никогда, конечно же, не касались почвы планет, он лично никогда их не видел. Такую посадку никогда бы не стали производить, кроме как при крайне чрезвычайных обстоятельствах, да и в этом случае никогда на обитаемую планету. КК имел на носу гравитационный колодец небольшого солнца, подобно пчеле, несущей пыльцу. Даже съежившись до крошечных размеров, необходимых для совершения простой посадки, это поле защитит огромный корпус корабля. Оно также выдолбит существенный кусок планетной коры и вызовет всевозможные нежелательные природные явления вроде цунами, ураганов и тому подобного. Поэтому челночные корабли поменьше сновали туда-сюда между судном и землей, перевозя людей и товары, в то время как сами гигантские транспорты оставались в ссылке бескрайней черноты и холода.

Он хотел отправиться в космос, но еще не нашел для этого законной причины и не мог оставить Мамашу Мастифф без всякой опоры. Несмотря на беспрестанные крики, утверждавшие ее доброе здравие, ей было сейчас сто с лишним. Мысль оставить ее одну ради увеселительного путешествия его не привлекала.

Он поплотней натянул на плечи плащ, почти похоронив Пипа в складках густого толстого меха. Постольку поскольку это касается населенных людьми миров, Мотылек не являлся исключительно холодной планетой, но, разумеется, был и далеко не тропическим. Он не мог припомнить ни одного случая, когда его не приветствовал бы при пробуждении липкий и влажный туман. Он был надежным, но мокрым спутником. Здесь меха использовались больше для укрытия от воды, чем для защиты от лютого холода. Да, бывало и холодно, но без морозов. По крайней мере, снег выпадал только зимой.

Пип тихо зашипел, и Флинкс начал рассеянно скармливать ему изюмины, выковыривая их из пирожка с тиксом. Змей жадно глотал их целиком. Он бы и губами чмокал, будь они у него. А так — выскочил длинный язык и погладил щеку Флинкса деликатным прикосновением алмазного резака. Радужная чешуя мини-дракончика, казалось, сияла сильнее обычного. По какой-то причине он особенно любил изюм. Может быть, ему пришлось по вкусу содержащееся в нем железо.

Он бросил взгляд на плюсовое окошко своего личного картометра. Он не на мели, но и не купается в роскоши. О да, определенно настало время пойти поработать!