Воители (Сборник)
Шрифт:
Конечно же. Это кто-то совсем другой умер с бумажником Оуэна у себя в кармане.
Я быстро прошел по коридору к номеру 1809.
Да, это все-таки Оуэн сидел, все еще улыбаясь, в кресле. Чтобы удостовериться в этом, мне достаточно было одного беглого взгляда, после чего я отвернулся и больше уже не в состоянии был глядеть на него. То, что представилось моему взору в этой комнате, не укладывалось в моем сознании.
Ни один белтер не поселился бы в такой конуре. Сам я родился в Канзасе, но даже я ощущал ужасающий холод безликости этого помещения. Такого же, как Оуэн,
— Не верю — и все! — решительно заявил я.
— Вы достаточно хорошо его знали, мистер Гамильтон?
— Так хорошо, насколько могут друг друга знать двое близких людей. Я с ним провел три года, разрабатывая полезные ископаемые в основной ветви Пояса Астероидов. Живя в подобных условиях, невозможно что-либо утаить друг от друга.
— И все же вы не предполагали, что он может оказаться на Земле?
— Это как раз то, что больше всего меня удивляет. Какого черта он сразу не позвонил мне, раз уж попал в беду?
— Вы ведь работаете в РУКА, — произнес Ордаз. — Сотрудником Полиции Организации Объединенных Наций.
В этом его замечании был свой резон. Оуэн был человеком честным, таким же честным, как и любые другие мои знакомые. Однако, в Белте представления о честности несколько отличаются от земных. Белтеры считают всех землян мошенниками и жуликами. Они не понимают, что для «плоскоземцев», как они нас называют, воровство из карманов — нечто вроде весьма искусной игры. Зато удачный провоз контрабанды любой белтер расценивает как высшее из искусств, совершенно не считая его занятием бесчестным. Он сопоставляет тридцать процентов сэкономленной пошлины с возможной конфискацией своего груза, и, если шансы достаточно хороши, рискует.
Оуэн вполне мог бы совершить что-нибудь такое, что выглядело бы абсолютно честным для него, но совсем не было бы таковым в моих глазах.
— Он, по-видимому, крепко во что-то влип, — предположил я. — Но я никак не могу представить, чтобы из-за этого он мог совершить самоубийство. И… во всяком случае не здесь. Насколько я знаю, он вообще не захотел бы поселиться здесь.
Номер 1809 состоял из жилой комнаты, ванной и стенного шкафа. Я сразу же заглянул в ванную, заранее зная, что там найду. Она была размером с душевую кабинку. Регулировочная панель снаружи двери позволяла образовывать различные приспособления из пластмассы и превращать помещение в умывальную комнату, душевую кабину, туалет, комнату для переодевания, даже миниатюрную сауну, стоило только нажать соответствующую кнопку. Удобным было все, кроме размеров.
Примерно такого же рода была и жилая комната. Королевское ложе незаметно пряталось в одной из стен. В другой стене открывалась кухонная ниша с раковиной, электроплитой, гриллем, жарочным шкафом. Диван, стулья и столы по желанию постояльца исчезали в полу. Здесь могли устроиться в тесноте жилец и трое его гостей, организовав вечеринку с коктейлями, званый ужин, партию в покер. Карточный столик, обеденный стол, столик для кофе — все это имелось вместе с соответствующими стульями или креслами, но только один такой комплект мог поместиться в комнате. Здесь не было ни холодильника, ни морозильника, ни бара. Если у жильца возникала потребность в еде или питье, он звонил вниз, и все необходимое доставлялось ему из расположенного на третьем этаже супермаркета.
У проживающего в таком номере были все необходимые удобства. Но лично ему ничего здесь не принадлежало. Места хватало только для него самого, но уж никак не для его пожитков. Эта квартира располагалась в том месте дома, где столетие назад проходил ствол вентиляционной шахты. Воздуховоды занимали слишком много драгоценного пространства, и были превращены в номера без окон. Постояльцы здесь жили в комфортабельных ящиках.
Сейчас в пространство комнаты были выдвинуты следующие предметы обстановки: мягкое кресло для чтения, два крохотных журнальных столика по бокам от него, скамеечка для ног и кухонная ниша. В кресле, ухмыляясь, восседал Оуэн Дженнисон. Естественно, он ухмылялся: совсем уже высохшая кожа лица едва прикрывала естественную ухмылку черепа.
— Это хотя и небольшая комната, — заметил Ордаз, — но далеко не самая маленькая. Так живут миллионы людей. В любом случае, уж кто-кто, а белтер вряд ли страдал бы в ней от клаустрофобии.
— Верно. По три месяца кряду Оуэн летал в одиночном корабле до того, как присоединился к нам, в кабинке столь крохотной, что в ней невозможно было привстать при закрытом воздушном шлюзе. Не клаустрофобией он мог здесь страдать, а… — я провел рукой по комнате. — Что, как вы полагаете, здесь принадлежит лично ему?
Хоть и тесным был встроенный в стену шкаф, он был почти пустым. Комплект верхней одежды, бумажная рубаха, пара полуботинок, небольшая коричневая коробка с пижамой. Все новое. Несколько предметов в ванной были тоже такими, словно ими никто не пользовался.
— Продолжайте, — произнес Ордаз.
— У белтеров все временное. У них очень мало личных вещей, но то, что им принадлежит, они тщательно берегут. Всякие там мелочи, сувениры. Мне не верится, что у него не было абсолютно ничего Своего, личного.
Ордаз поднял бровь.
— Скафандра, что ли?
— А почему бы и нет? Внутри своего надувного костюма белтер как дома. Иной раз это единственное прибежище, которым он располагает. Он тратит целое состояние на его убранство. Если он теряет свой скафандр, то уже больше не белтер. Впрочем, я, конечно, не утверждаю, что это обязательно должен быть скафандр.
Но у него, несомненно, должно быть здесь хоть что-то свое. Склянка с марсианским песком. Кусочек метеоритного железа, который хранят на груди. А если он даже и оставил все свои сувениры дома, он бы что-нибудь приобрел на Земле. Но в этой комнате — нет ровно НИЧЕГО!
— Может быть, — осторожно высказал предположение Ордаз, — ему было безразлично, что его окружает.
И тут все как-то совершенно неожиданно встало на свои места.
Оуэн Дженнисон сидел, расплывшись в улыбке, в покрытом грязными пятнами халате. В отличие от почерневшей из-за длительного пребывания в космосе кожи лица, его тело было гораздо светлее, оно выглядело просто загоревшим. Его светлые волосы, хотя и очень длинные, были подстрижены по земной моде — ни следа не осталось от характерной для белтеров продольной полосы волос, по обе стороны которой он выбривал волосы все те годы, что я был знаком с ним в Поясе Астероидов. Почти пол-лица покрывала месячная, совсем неухоженная борода. На самой макушке из головы торчал небольшой черный цилиндрик. От верхнего колпачка цилиндра к штепсельной розетке в стене шел электрический шнур.