Воители (Сборник)
Шрифт:
Мы были людьми городскими, как и все плоскоземцы, но когда мне и моим братьям становилось во всем уж невтерпеж среди людских толп перенаселенных городов, в нашем распоряжении были обширные поля, где можно было побыть одному. Десять квадратных миль детской площадки, где нам могли помешать разве что сельскохозяйственные машины.
Мы часто заглядывались на звезды, мои братья и я. В городе звезд не увидишь — они меркнут в электрических сполохах. Даже в поле нельзя было видеть висящие низко над горизонтом звезды из-за зарева, стоявшего над соседними городскими кварталами. Но прямо над головой они еще виднелись; довольно широкая полоса черного неба с разбросанными по ней яркими точками и иногда — плоская белая Луна.
В двадцать лет я отказался от своего гражданства Объединенных Наций и стал белтером. Меня влекли звезды, а почти вся Солнечная система находилась под юрисдикцией правительства Пояса Астероидов. В скалах, составлявших этот пояс, таились сказочные богатства, богатства, принадлежавшие рассеянной среди скал цивилизации нескольких сотен тысяч белтеров, и я хотел, чтобы и мне принадлежала какая-то их доля.
Но устроить это было очень нелегко. В течение целых десяти лет нужно было добиваться получения лицензии на право владения хотя бы одноместным кораблем. А тем временем приходилось вкалывать на других и учиться избегать ошибок, чтобы какая-то из них не стала роковой. Половина плоскоземцев, пытающихся стать белтерами, погибают в космосе до того, как заработают себе только лицензию.
Я добывал олово на Меркурии и экзотические химические соединения, содержащиеся в атмосфере Юпитера. Я транспортировал лед из колец Сатурна и ртуть с астероида Европа. Однажды, наш пилот совершил ошибку, причалив к незнакомой скале, и нам только и оставалось;, что едва ли не пешим ходом возвращаться домой. С нами тогда был Кубе Форсайт. Ему удалось отремонтировать лазерный передатчик и направить луч лазера с просьбой о помощи на астероид Икар. В другой раз механик, проводивший профилактические работы на нашем корабле, позабыл заменить адсорбент в системе переработки выдыхаемого экипажем корабля воздуха, и мы все валялись мертвецки пьяными от алкоголя, который образовывался в нашей атмосфере. Трое из находившихся тогда с нами, шестью месяцами позже, прихватили этого механика. Говорят, он все-таки остался жив.
Большей же частью я попадал в экипажи, состоявшие из трех человек, которые непрерывно менялись. Когда к нам присоединился Оуэн Дженнисон, он подменил члена экипажа, который наконец-то заработал свою одноместную лицензию, и ему не терпелось начать охотиться за сокровищами на свой страх и риск. Но его нетерпения оказалось не в меру велико. Чуть позже я узнал, что он успел совершить всего лишь одну удачную вылазку и только половину второй.
Оуэн был одних лет со мною, только более опытным, он и родился белтером, и получил воспитание белтера. Его голубые глаза и светлый хохолок какаду на голове резко контрастировали с густым загаром белтера, загаром, который внезапно обрывался там, где ошейник гермошлема скафандра не пропускал дальше интенсивное солнечное излучение. Он и так был похож на ангела, а в свободном падении чувствовал себя настолько вольготно, будто родился с крыльями. Я неоднократно пытался копировать его манеру передвижения, что немало забавляло Кубса.
Свою первую ошибку я совершил, когда мне было двадцать шесть лет. Мы тогда прибегли к использованию бомб для того, чтобы перевести скалу на новую орбиту. Работа производилась по контракту, технология ее была более старой, чем ионный привод, она была разработана на самых ранних стадиях освоения Белта, но до сих пор осталась наиболее экономичной и дает более быстрый результат, чем использование привода корабля для буксировки скалы. Применяются бомбы промышленного производства, взрывное действие их основано на использовании реакции синтеза, такие бомбы невелики и не вызывают радиоактивного загрязнения. Закладывают их таким образом, что каждый последующий взрыв все более углубляет кратер, образуя сопло, через которое высвобождается в нужную сторону энергия остальных взрывов.
Мы произвели уже четыре взрыва, выпустили четыре белые ракеты, обширные вспышки которых быстро угасали по мере того, как они поднимались над поверхностью скалы. Когда произошел пятый взрыв, мы прятались неподалеку, на другой стороне скалы.
Этот пятый взрыв расколол скалу.
Бомбы закладывал Кубе. Моя собственная ошибка была следствием нашей общей ошибки, потому что каждому из нас следовало иметь чутье и вовремя рвать когти куда глаза глядят. Мы же, вместо этого, все трое, ругаясь и мысленно бия себя кулаками в грудь, раскрыв рот, наблюдали за тем, как драгоценная кислородсодержащая скала на наших глазах превращалась в ничего не стоящие осколки. Мы наблюдали за тем, как из этих осколков постепенно образовывалось целое облако… и пока мы глазели на это, один осколок настиг нас. Двигаясь слишком медленно, чтобы испариться при ударе, он прошил тройное покрытие корпуса корабля, выполненное из кристаллической стали, хлестнул по моей правой руке и пригвоздил к стене Кубса Форсайта, вонзившись ему прямо в сердце.
В зал вошла пара нудистов. Какое-то время они стояли между кабинок, пока глаза их привыкали к голубому полумраку, затем их радостные возгласы слились с приветственными выкриками целой группы нудистов, восседавшей через два столика от меня. Я видел и слышал все это одним глазом и одним ухом, больше в это время думая о том, насколько нудисты-плоскоземцы отличаются от нудистов-бептеров. Первые, в отличие от вторых, выглядят совершенно одинаково. У всех у них отлично развитая мускулатура, нет примечательных шрамов на тепе, свои кредитные карточки они носят в совершенно одинаковых сумках и выбивают одни и те же места.
…Большинство людей становятся нудистами во время пребывания на крупных базах. Это естественная реакция на отсутствие необходимости день и ночь находиться в скафандрах при работе среди обломков скал. Аналогичное явление можно наблюдать у белтеров. Помести нормального белтера в такую среду, где носят рубахи с рукавами, и его затошнит от этих рубах. Но это вопрос только удобства. Стоит появиться необходимости, и наш белтер натянет на себя рубаху и штаны столь же быстро, как и его сосед.
Но не таким был Оуэн. После того, как он заработал шрам от метеорита, я уже больше никогда не видел его в рубашке. Не только внутри куполов на Церере, но и в любом другом месте, где только имелся воздух для дыхания, он словно специально стремился выставлять напоказ свой шрам…
Я еще больше погрузился в холодную синеву и вспоминал, вспоминал…
…Вот Оуэн Дженнисон развалился в углу моей больничной койки и рассказывает мне о нашем возвращении. Сам я ничего уже не помнил после того, как осколок вспорол мне руку.
По идее я должен был истечь кровью в считанные секунды. Оуэн такой возможности мне не предоставил. Рана была рваной; Оуэн срезал ее начисто вместе с рукой до самого плеча одним взмахом коммуникационного лазера. Затем перевязал образовавшуюся плоскую поверхность обрубка руки куском фиберглассовой занавески и концы ее завязал тугими узлами у меня подмышками. Он рассказал, как поместил меня под две атмосферы чистого кислорода, что должно было заменить вливание свежей крови вместо той, что я потерял. Он поведал мне о том, как умудрился переналадить наш привод, чтобы он оказался способен развивать ускорение в четыре «же» и мог своевременно доставить меня на базу. По всем законам физики мы должны были при этом взорваться облаком звездного огня и славы.
— Точно так же взорвалась при этом и моя репутация. Весь Белт прознал о том, что я переналадил наш привод. Многие тут же ясно себе представили, что если я такой идиот, чтобы подобным образом рисковать своей собственной жизнью, то нисколько не стану церемониться с жизнью других людей.
— И теперь все считают, что с тобой летать небезопасно?
— Именно так. Они уже даже прозвали меня Дженнисон — четыре «же».
— Ты считаешь, что теперь у тебя будут неприятности? Да я и сам уже начинаю себе представлять, как все это будет, когда я поднимусь с кровати. «Ты совершил какую-то глупость, Джил?» Черт бы их всех побрал, но это на самом деле было глупостью.