Вокруг «Серебряного века»

Богомолов Николай Алексеевич

Адамович пытался несколько умерить энтузиазм Иваска и в письме от 17 апреля 1960 года:

«Программа обширная — по ней и о ней можно говорить без конца. Ваш план о собрании парижских поэтов — не понимаю, и, признаюсь, не одобряю. Кроме позора и чепухи, ничего не выйдет. Все перессорились, все выдохлись, или почти — не стоит для этого добиваться магнетофонного <так!> бессмертия. Во всяком случае, я от председательствования отказываюсь. Да и вообще, раз об акмеизме, не лучше ли ограничиться прошлым, историей? <…> Вообще, дорогой друг Юрий Павлович, я несколько опасаюсь Вашего энтузиазма и доверия. Например, — что Вы знаете о редакц<ионной> работе в „Аполлоне“? Знаю, что редактора все сотрудники считали дураком. Насчет этого мог бы кое-что рассказать. А Маковский будет врать, что он всем руководил и даже „открыл“ Анненского. Одоевцева тоже будет врать: о том, какие тайны ей поверял Гумилев. И так далее… Бог в помощь, но „надежды славы и добра“ у меня мало. Не забудьте Артура Лурье: для всего, касающегося Ахматовой, это — лучший источник. И едва ли будет врать. Терапиано об акмеистах не знает ровно ничего. Простите за холодный душ. Но не ждите в Париже откровений. Надеюсь там быть, как писал, в начале июня. Вот если приедете на юг Франции, поговорим обо всем, — и об акмеизме» [1002] .

1002

Диаспора. С. 535.

Наконец, 1 мая 1960 года из Манчестера (где он тогда преподавал) Адамович еще раз писал:

«Изучение Акмеизма. Кого бы еще можно привлечь? Вы пишете о „намеках“ в поэзии Ахматовой. Там намек на Артура Лурье, живущего в Нью-Йорке.

Знаете ли Вы его? Это человек, который мог бы быть Вам очень полезен: умный, многое должен помнить. Он был ближайшим другом Ахматовой, несколько лет, и вообще знал все и всех того времени. Он — музыкант, но всегда был с поэтами. Еще стоило бы привлечь Юрия Анненкова (в литературе — Тимирязев), тоже близкого ко всем и всему. Он живет в Париже, не помню его адреса, но узнать это легко. Больше никого не нахожу. Одоевцева, конечно, пригодится, но Цеха она не помнит. У нее все — через Гумилева и сквозь него. Не думаю, чтобы все было верно, но все-таки она нужна будет» [1003] .

1003

Там же. С. 536–537.

Для работы была разработана специальная анкета, с которой знакомился каждый из участников проекта. Из нее становится ясным, что планы Иваска далеко не ограничивались только историей акмеизма, а теснейшим образом были связаны и с изучением литературы русской эмиграции (анкета приводится в приложении).

Как следует из отчета (о котором ниже), работа Иваска началась 11 июня 1960 года, и ранний этап ее выразительно описан в письме к Г. П. Струве от 20 июня:

«Благодарю за критику библиографию <так!>, которая составлена была наспех и вообщем <так!> мне сейчас не нужна. Кроме того, в моих библиограф<ических> а<л>ьбомах имеется библиография отдельных акмеистов, Ахматовой, Гумилева, Мандельштама и других (и там включены почти все упомянутые Вами книги). Посланный Вам листок составлял по разным печатн<ым> библ<иографическим> спискам, а не непоср<едственно> с книг, отсюда и ошибки (это черновая работа).

Существеннее анкета — конечно, никто на нее полностью не ответит, она рассчитана на какого-то идеального „ответчика“ (и в этом случае она неполная). Некот<орые> ответят только на два-три вопроса. Эмиграция, эмигр<антская> лит<ерату>ра, собственно, не входит в мой „проэкт“, и я только на всякий случай ее включил, все же надеюсь, что получу ответы и об эмигр<антской> лит<ерату>ре (довоенной). На эмигр<антскую> лит<ерату>ру мне бы денег не дали… да и на акмеизм я получил очень мало.

Пока что ответил только ВВ Вейдле, кот<орый> вообще не хотел отвечать, говорил, что „я тогда был только студентом“, но и это ценно. Читатель — тоже „литературный факт“, редко учитываемый! Вейдле знал (довольно хорошо) Ахматову, знал и Мандельштама (студента). Еще рассказал о похоронах Блока. Всех прошу говорить не очень гладко, существенны интонации.

Многие ответы будут, мягко выражаясь, очень субъективны, но и это интересно, поскольку отвечающие были современниками; все субъективны и в мемуарах, и где угодно, напр<имер>, в суде… <…>

Оакмеизме или обакмеизме, мне лично не нравится обперед иностр<анными> словами… Об Ане, но о акмеизме… Сегодня жду индианского Викери с магнетофоном, он сюда летит (после свадьбы в Колорадо), надеюсь, что будет вовремя!! Помещение (беспл<атное>) получил в Визант<ийском> институте через мадам Мёвре, и это будет мой адрес, т. к. там меня еще не все знают, то пишите через м<адемуазе>ль Мякотину (4 rue de LILLE, PARIS VII L’INSTITUT BYZANTIN, mile Miakotin, pour G. IVASK).

Гл<авные> герои проэкта Маковский, Одоевцева, Адамович, граф Зубов, будет и Злобин, и очень многие другие. Всех поэтов (кот<орые> этого имени заслуживают) прошу прочесть стихи — для звуковой антологии — это уже вне всякого акмеизма, бесплатное приложение.

Очень устаю, не так легко со всеми контрибюторами „справиться“, но, конечно, всё очень интересно. С Вейдле все было как „по маслу“, и он еще отдельно будет час говорить о Ходасевиче, кот<оро>го он считает параллельным акмеизму (и я с этим согласен). <…>

14-го июня было общее собрание сотрудников (и не сотрудников…). Все по-видимому очень заинтересованы, но встретили меня, американца, не слишком любезно, чего я и ожидал. Важны результаты проэкта, а не унзере венигкейт. Но многие очень помогли и помогают. За сеанс Викери будет платить участникам (contributors), кажется, 4–5 долларов. Конечно, это немного (за три-четыре часа работы, включая подготовку), но я им сказал — если хотите больше, пишите скрипты…

Заедем с машиной и к Зайцеву. Он сам говорит: „Не знаю я никаких акмеистов“, но всё-таки он многое помнит, и я попрошу его пр<о>честь что-н<и>б<удь> для звуковой антологии.

Вообще же всех парижан мне очень жалко, жалко, что всё проходит, кончается! <…>

Еду еще в Мюнхен. „Опрошу“ Степуна, фон Гюнтера. Кленовского, Чиннова, Червинскую попрошу прочесть стихи…» [1004]

1004

G. Struve Papers. Box 90, folder 23.

Приезд Иваска и его работа получили отражение в парижской прессе:

«По инициативе Ю. П. Иваска, редактора журнала „Опыты“ и сотрудника Канзасского университета, им и профессором Отделения Славянских Языков Викери была организована, на средства Канзасского университета, командировка в Европу, в частности в Париж, для ознакомления с зарубежной русской поэзией.

Работа проф. Викери и Ю. П. Иваска состояла в следующем:

1) Регистрация в собственном чтении стихов почти всех парижских поэтов — составивших звуковую антологию-дискотеку.

2) Звуковые интервью, воспоминания и критические обзоры ряда парижских поэтов и писателей: Георгия Адамовича, Бориса Зайцева, В. Вейдле, гр. Бобринского, гр. В. П. Зубова, Сергея Маковского, В. А. Злобина, Ирины Одоевцевой, Георгия Раевского, Юрия Терапиано, Н. Трубникова <так!>, художника Ю. П. Анненкова и пр.

3) Разбор стихов поэтов Серебряного Века, как он производился в Петербурге в „Цехе поэтов“ и впоследствии в Париже на собрании поэтов в кафе „Ля Боле“ <…>

Эмигрантские поэты должны быть глубоко признательны проф. Викери, Ю. П. Иваску и Канзасскому университету за то, что их „приглушенные голоса“ они сумели превратить в вечно звучащие и тем самым совершили культурное дело большой ценности.

Но так как эмигрантская поэзия составляет неотъемлемую часть русской, то не подлежит сомнению, что в будущем изучение ее составит предмет многочисленных изысканий будущих литературоведов» [1005] .

1005

Луганов Андрей[ И. В. Одоевцева]. Звуковая Антология // Русская мысль. I960. 18 августа. Об этом псевдониме см.: Тименчик Р. Д.Заметки на полях именных указателей // НЛО. 1993. № 4. С. 159; Малмстад Дж.По поводу Ходасевича: Добавления, прибавления и поправки // НЛО. 1995. № 14. С. 135. Акцент, делаемый на записях эмигрантских поэтов, а не на воспоминаниях об акмеизме, видимо, связан со спецификой газеты. Впрочем, как видно из письма к Струве, этот аспект был немаловажен и для самого Иваска.

В той же папке сохранились и несколько вариантов отчета Иваска для университета (на русском и английском языках); из окончательного англоязычного варианта приведем наиболее существенные сведения:

«Мои исследования об акмеизме в Париже, Мюнхене, Базеле, Стокгольме и Ницце проводились с 11 июля по 7 сентября 1960. Один месяц (в июне и июле) в Париже я действовал совместно с профессором Уолтером Викери из Индианского университета. Для интервью с писателями-эмигрантами мы пользовались магнитофоном, предоставленным Индианским университетом, и собственным магнитофоном мистера Викери. До приезда проф. Викери в Париж я взял интервью у профессора В. Вейдле в Американском комитете Освобождения, а впоследствии значительное количество интервью в том же самом учреждении в Мюнхене. Благодаря мистеру Д. Гольдштейну (Париж) [1006] и мистеру Йенсену (Мюнхен) все интервью в обоих отделениях Американского комитета были бесплатными. <…> Мадам А. Элькан (Париж) и мистер И. Чиннов (Мюнхен) любезно предоставили место в своих квартирах для проведения интервью с некоторыми из собеседников».

1006

В первоначальном варианте нашей публикации фамилия была воспроизведена в соответствии с имевшимся вариантом отчета как Гольдберг. Однако в экземпляре отчета, хранящемся в архиве Г. П. Струве (G. Struve Papers. Box 92, folder 1), рукой автора фамилия исправлена.

Далее следует список тех людей, интервью с которыми Иваск записал на магнитофон: С. К. Маковский (2), С. К. Маковский и A. А. Трубников, гр. В. П. Зубов, Г. В. Адамович (4), А. М. Элькан, И. В. Одоевцева-Иванова, Ю. П. Анненков, В. В. Вейдле, В. А. Злобин, Ю. К. Терапиано, Б. К. Зайцев, Г. И. Газданов, С. Риттенберг, Ф. Степун, И. фон Гюнтер [1007] . Позднее были записаны интервью с Н. Н. Берберовой и А. В. Бахрахом [1008] . Помимо этого был проведен и записан семинар с участием Одоевцевой, Терапиано и Г. Раевского, посвященный анализу поэтического текста, а также записана звуковая антология эмигрантской поэзии, в которой участвовали Г. Адамович, Ю. Анненков, Л. Червинская, И. Чиннов, А. Элькан, B. Корвин-Пиотровский, С. Маковский, В. Мамченко, И. Одоевцева, К. Померанцев, С. Прегель, Г. Раевский, Ю. Терапиано, А. Величковский и В. Злобин.

1007

В принадлежавшем Струве варианте отчета приписана еще фамилия Л. Л. Пастернак.

1008

В том же варианте из архива Струве читаем: «Обещали дать интервью (в мое отсутствие) проф. В. Вейдле (Париж), г. А. Бахрах (Мюнхен), г. И. Чиннов и г-жа Л. Червинская, Мюнхен (семинар)».

Нам неизвестно, сохранились ли магнитофонные пленки с записями бесед. В июне 1977 года Иваск сообщал Струве: «Кое-чем начал торговать. Так, продал Харварду копии лент моих интервью в Париже 60 и 70 гг. за триста» [1009] . Однако, что, вероятно, для филологов существеннее, в архиве Иваска (Box 10. Folder 6) есть их расшифровки. Несмотря на явную неотделанность этих материалов, они представляют значительную ценность, определяемую далеко не только тем, что респонденты вспоминают (большая часть фактов уже довольно давно известна исследователям, как по мемуарам повествователей, так и по другим источникам), но и тем, что для самого Иваска его поездки и разговоры были вызваны не только интересом к акмеизму, но и вниманием к литературной жизни русского рассеяния. Воспоминания об акмеизме и интимная история окололитературной жизни как в России, так и в изгнании, сохраненные в памяти последних могикан, теснейшим образом переплетались в исследовательской практике Иваска. Именно поэтому мы печатаем не только материалы из досье об акмеизме, но и другие мемуарные фрагменты, расшифрованные с пленок или записанные по памяти, относящиеся к тому же самому времени. В уже цитированном письме к Струве он говорил: «Кроме того, я веду дневник всех бесед — дневник выходит жутковатый, но когда-н<и>б<удь> он пригодится… Думаю, что делаю нужное дело, но в успехе не уверен (имею в виду прежде всего мою самокритику…)». Кажется, время такое наступило.

1009

G. Struve Papers. Box 91, folder 10. По нашей просьбе проф. Дж. Малмстад пытался отыскать эти записи в фоноархиве Гарвардского университета, однако потерпел неудачу.

Следует отметить, что предварительная информация о находящихся в архиве Иваска материалах опубликована П. М. Нерлером [1010] , однако никаких текстов в его статье не приводится.

Наша публикация составлена из трех разделов: в первый входят материалы непосредственно об акмеизме, во второй — разборы стихов разных поэтов, записанные Иваском со слов Адамовича и участников небольшого семинара, в третий — записи интимных бесед с различными свидетелями литературной жизни, которые Иваск вряд ли предполагал публиковать, и лишь теперь явилась возможность напечатать хранившееся долгое время под спудом. В комментариях не поясняются общеизвестные имена и факты.

1010

Нерлер П. М.Материалы об О. Мандельштаме в американских архивах // Россика в США: 50-летию Бахметевского архива Колумбийского университета посвящается. [М.,] 2001 (Материалы к истории русской политической эмиграции. Вып. VII. С. 91–95). Приносим благодарность О. А. Лекманову, обратившему наше внимание на эту публикацию. Согласно справедливому суждению автора статьи, магнитофонные записи могут находиться не только в Гарварде, но и в архивах университетов штатов Индиана и Канзас или же университета Вашингтона (Сиэтл), где работали Иваск и Викери.

I

Первая беседа с Георгием Викторовичем Адамовичем

Париж, июнь 1960 г.

Мои воспоминания об Анненском в «Числах» — чистейшая выдумка… [1011] У него я не бывал. Но как-то он был в 1-й Петербургской гимназии, где я учился. Очень запомнился: высокий, прямой, каменное лицо истукана, сидел с опушенными глазами. Похвалил нашего учителя латинского яз<ыка>. Тот сказал, что А<нненский> — известный оратор… [1012]

1011

Г. А.Вечер у Анненского // Числа. 1930/31. № 4. Перепеч.: Адамович Георгий.Собр. соч.: Стихи, проза, переводы. СПб., 1999.

1012

Об этой встрече Адамович специально написал: Памяти Ин. Ф. Анненского: К двадцатилетию со дня смерти // Последние новости. 1929. 28 ноября.

Слава А<нненско>го посмертная. Увлекался им, как многие из молодежи моего поколения. Прочел все его книги после «Кипарисового Ларца». Кроме Блока и Анненского, все увяло… В 1919 г. некто Бернштейн переписывал «Кипар<исовый> Ларец» и продавал… Он жил этой перепиской [1013] .

Гумилев — наш самый замечательный разговор с ним, последний, произошел незадолго до его ареста, присутствовал и Г. Иванов. Гумилев говорил тогда очень просто. Он всегда ценил Анненского, а тут сказал, что в нем разочаровался. Великий поэт — это граф Комаровский… [1014]

1013

Возможно, речь идет об известном лингвисте Сергее Игнатьевиче Бернштейне (1892–1970) или о его брате Игнатии Игнатьевиче (впоследствии печатавшемся под псевдонимом А. Ивич, 1900–1978). Правда, по воспоминаниям дочери И. И., С. И. Богатыревой, ее отец всегда отличался предельно неразборчивым почерком. Может быть, слова Адамовича основаны на том, что в издательстве И. И. Бернштейна «Картонный домик» в 1923 г. вышли «Посмертные стихи» и второе издание «Кипарисового ларца» Анненского. См. также: Богатырева Софья.Памяти «Картонного домика» // A Century’s Perspective: Essays on Russian Literature in Honor of Olga Raevsky Hughes and Robert Hughes / Ed. by Lazar Fleishman, Hugh McLean. Stanford, 2006; Она же.Хранитель культуры, или До, во время и после «Картонного домика» // Континент. 2009. № 142.

1014

3 апреля 1965 г. Адамович писал Иваску: «…<Г. П.> Струве в „Н<овом> Ж<урнале>“ пишет, что преклонение Гумилева перед Анненским „всем известно“. Да, оно было, но не до конца его жизни. Я хорошо помню разговор с Г<умилевым> за два-три дня до его ареста, м<ожет> б<ыть>, самый длинный разговор, который вообще у меня с ним был. Он говорил, что Анненский — поэт средний, что он наконец это понял и что великий поэт символизма — гр. Комаровский. К сожалению, у меня нет никаких записей об этом, — никаких документов. Присутствовал при этом один Георгий Иванов» (Box 1. Folder 3). Несколько ранее, 23 июля 1964 г., видимо, по просьбе Иваска он вспомнил: «Комаровский. Я его не знал, никогда не видал. Помню, что к нему отношение было недоуменно-уважительное. Гумилев (последняя моя с ним встреча) собирался возвести его в великие поэты и посрамить им Анненского» (Там же). Ср. в письме к нему же от 14 ноября 1965 г.: «Кстати, вспомнил сейчас разговор с Ахматовой, убеждавшей меня, что Гумилев — хороший поэт, в частности, „Сумасшедший <так!> трамвай“. Ну да, это эффектно, но плохо. Но ночью сегодня („что думает старуха, когда ей не спится“) я мысленно повторял: „…как дай вам Бог любимой быть другим“. И честное слово, потом не мог 2 часа заснуть. Как хорошо, и какая чушь после такой божественной строчки этот „Трамвай“!» (Там же).