Вокруг Света 1996 №09
Шрифт:
Ближе к шести вечера в участке начали собираться шерифы, работающие по программе «Операция «Безопасные улицы», и стали разбирать нас по своим патрульным машинам. Я достался детективу Кэти Кинг. Название ее должности означает, что она не только патрулирует улицы и ловит преступников, но и занимается расследованием.
Кэти Кинг внешне мало походила на полицейского: симпатичная, улыбчивая женщина средних лет в джинсах, кроссовках и клетчатой рубашке с короткими рукавами. И только уже перед выездом на дежурство она нацепила на пояс наручники, кобуру с пистолетом,
Всем моим коллегам-журналистам тоже велели надеть бронежилеты и подписать необходимые бумаги. Их довольно пространный текст содержал в себе весьма простую идею: в случае каких-либо неприятностей ответственности полиция не несет, то есть человек отправляется на вечернее дежурство с шерифом на свой страх и риск.
Я сел в машину на заднее сиденье. Передо мной устроилась детектив Кэти, а рядом с ней ее напарник и водитель Мигель. Мне, как позже выяснилось, повезло: остальные патрульные машины, на которых отправились с шерифами на дежурство мои коллеги, были не столь удобны, как моя, — задние сиденья в них предназначались для задержанных, а посему были твердыми, как деревянные лавки, и отделены от передних сидений железной решеткой. Я же ехал с полным комфортом и мог спокойно разговаривать с Кэти, сидевшей вполоборота ко мне.
— В форме работают те, кто арестовывают преступников, — объяснила мне Кэти. — Мы же занимаемся расследованием. В каждом квартале мы следим за бандой, которая там действует. Я просто езжу по району, беседую с членами банд, занимаюсь, так сказать, профилактикой. Я знаю всех членов банд в лицо, знаю их матерей, сестер, подружек. Если нужно, выезжаем и в другие районы.
Опаленные южным солнцем бесконечные кварталы, застроенные однообразными домиками в один-два этажа с небольшими двориками перед ними, казались вымершими. Лишь у некоторых из домов крутились группки людей, провожавшие взглядами нашу машину.
— Мы тут знаем каждый дом, каждый проулок, — говорила Кэти. — Это — один из самых опасных кварталов на нашем участке. Район называется Комптон-Линвуд. Раньше в нем в жили в основном черные, теперь — «латинос».
Честно говоря, поначалу мне все казалось, что Кэти и ее напарник специально сгущают краски, а наше дежурство в патрульной машине — это некая беззаботная прогулка, эдакий обязательный аттракцион для посещающих Лос-Анджелес иностранных журналистов, насмотревшихся полицейских боевиков. И рассказы сержанта Макбрайда, хоть и подкрепленные статистикой и весьма жутким слайд-фильмом со снимками окровавленных и обезображенных жертв, никак не вязались с видом вполне мирных кварталов лос-анджелесских предместий.
Мы остановились у размалеванной надписями и какими-то знаками стены.
— Это граффити местной банды, — пояснила мне Кэти. — Она называется «Ларго».
Полицейские показывали мне изукрашенную стену как свидетельство преступной активности в районе, но я по-прежнему принимал это не особенно всерьез — у нас в Москве заборы порой бывают изрисованы, исписаны словечками и похлеще. Ну, тусуются какие-то подростки, малюют что им придет на ум на стенах, только как это связано с убийствами?
Потом я смог убедиться, что американские полицейские прекрасно умеют отличать безобидные настенные росписи, которые просто подпадают под статью о хулиганстве — ибо портить стены нигде не позволяется — от символов банд, которыми они метят свою территорию. У каждой банды такие символы обязательно имеются.
— Пару дней назад здесь была перестрелка, — заметила Кэти, когда мы проезжали по какой-то улице. — Но обошлось без жертв. Здесь живут люди с низкими доходами, в основном те, кто получает социальное пособие. Молодежь в школу не ходит, увлекается Пи-Си-Пи... Это сокращение от «пенциклопин». Такой наркотик, типа ЛСД Галлюциноген. Прибавляет храбрости...
Квартал тянется за кварталом, все абсолютно однообразно, никаких происшествий. Я настораживаюсь, когда начинает мигать лампочка вызова по телефону, но это самый обычный разговор — у Кэти коллеги запрашивают какие-то данные, она шутит с ними, ничего особенного... Я начинаю немного разочаровываться и спрашиваю детектива, как она пришла в полицию.
— Я закончила классы уголовного права в колледже, — говорит Кэти. — А потом три года работала в полиции Лос-Анджелеса — проверяла парковочные счетчики. Но я не любила это занятие, мне хотелось настоящей полицейской работы — а то что это: класть извещения о штрафе под «дворники» за неоплаченную парковку...
Машина остановилась у группы подростков лет от четырнадцати до девятнадцати на вид. Среди них была и пара девчонок. Один парень опирался на костыль.
— Это наши подопечные, из банды «Ларго», — сказала мне Кэти, и, опустив стекло своего окна, приветливо и дружелюбно обратилась к подросткам:
— Привет, как дела?
Те нерешительно, но тоже вполне дружелюбно закивали в ответ.
— Чем заняты?
— Да так, ничем...
— А знаете, у нас в машине журналист.
Не хотите поговорить? — продолжала Кэти.
Подростки переглядывались, но особенного желания разговаривать с представителем прессы не выражали.
— А он из России, вы ведь никогда не говорили с русским...
Смуглолицые подростки немного оживились, стали заглядывать в заднее окно, и даже тот, с костылем, подковылял к машине. Потом один из них, по виду самый старший и, наверное, главный, улыбаясь, с сомнением и недоверием, похоже, считая, что его разыгрывают, спросил:
— Правда, что ли? Скажите-ка что-нибудь по-русски.
— Привет, ребята, как дела? — опустив стекло, отвечал я.
Они еще больше оживились. Настороженность не исчезла, но они стали хихикать, перекидываться между собой короткими фразами и подошли к машине почти вплотную.
— А как по-русски будет «Ларго»? — спросил меня главный.
— Большой, — ответил я.
«Болшой», «болшой», «болшой», — стали повторять подростки, смеясь вполне дружелюбно. Русское слово им явно пришлось по душе. А главный затем изрек: