Вокруг Света 1996 №11
Шрифт:
Для Вяземского, как и для многих других русских той поры, таким городом стал Париж — простим князю эту банальность. Он любил возвращаться именно в этот город и всякий раз по-новому наслаждаться его стариной и вместе с тем вечной юностью. Париж стал ему гораздо более родным и понятным, чем неприветливая и «неродная» Москва. «Мои милые французы», — часто говаривал Вяземский. За любовь к себе и к своей стране французы благодарили щедро. Русского князя внимательно слушали на научных конференциях, когда он с упоением рассказывал, например, об истории употребления чая у различных народов Азии и делился метеорологическими наблюдениями, сделанными во время путешествия верхом по Поднебесной империи, то есть Китаю. Парижские дамы боготворили его в салонах и осыпали вниманием и комплиментами. Ему аплодировали ученые во время докладов во Французском географическом обществе,
В Париже, однако, Вяземский оставался глубоко русским человеком со всеми присущими ему душевными вывертами, столь непонятными прагматичному европейскому уму, которые, как известно, лучше скрывать, чтобы не слыть по меньшей мере чудаком...
И все же князя тянуло домой. В очередной свой приезд в Россию он отправился в Ясную Поляну к графу Толстому, с которым состоял в переписке. Вяземский дважды гостил в Ясной Поляне. Писателя и путешественника роднили не только общие взгляды на нравственность, но и нечто большее, не высказанное ни в письмах, ни в беседах во время прогулок по аллеям графского имения. Оба они во многом преступили законы, придуманные неумными и завистливыми людьми. Оба были нелюбимы официальными лицами и осуждаемы за свое «оригинальничанье», переходящее порой в возмутительное «сумасбродство». Оба самостоятельно мыслили, и оба отметали нормы того общества, которое мы сегодня почти с придыханием называем иностранным словечком «истеблишмент». Оба «мучились Богом» и «проклятыми вопросами»...
В 1896 году Вяземский, неожиданно для своих светских знакомых, уходит в монастырь. Он становится хранителем библиотеки в русском Пантелеимоновом монастыре на горе Афон в Турции (сегодня это уже Греция) под именем иеромонаха Киприана. А недоброжелатели в Москве поговаривают, что князь таким вот оригинальным способом скрылся от своих многочисленных кредиторов.
Хранителем одного из крупнейших собраний древних рукописей, которое тогда представляла библиотека Пантелеимонова монастыря, мог стать человек прекрасно образованный, обладающий разносторонними энциклопедическими знаниями. Себя же Вяземский в редких письмах сестре в Москву смиренно, но не без присущей ему самоиронии, называет «иноком пустыни Афонской» и пишет, шутя: «Апельсины подают каждый день на трапезу, попросил было огурцов соленых, но нельзя: привозят их из России и берегут к большому празднику».
Князю было очень неуютно среди братии — она так мало походила на миссионеров, которых он видел в монастырях Тибета. Что происходило в душе Вяземского, единственной «отрадой» которого стали не мечты о новых путешествиях и прокладывание на карте новых маршрутов, а рутинное копание в старых рукописях да общие разговоры во время совместных трапез? Посещали ли его мысли о смерти? Может, он уже чувствовал ее приближение? Об этом можно лишь гадать...
Как бы то ни было, в один из безмятежных солнечных дней, столь похожих на другие, князь утонул во время купания. Был ли это шаг отчаяния или трагическая случайность? Или знакомый с тайнами учениями тибетских философов Вяземский понял, что его жизненный цикл завершен, — и он сам оборвал его с улыбкой на лице?..
В Пантелеимоновом монастыре нет кладбища — слишком мало земли на Святой горе. Монахи лишь на время закапывают своих усопших братьев, а через несколько лет, когда плоть превратится в тлен, выкапывают скелет, пишут на черепе имя почившего монаха и кладут его рядом с другими в усыпальницу. Лежит там и череп Вяземского.
Василий Журавлев
Геральдический альбом. Лист 24
Солнце над льдами
Самый большой в мире остров Гренландия, свыше 85 процентов территории которого покрыто толщей льда, с 1953 года официально является частью территории Королевства Дания, а до этого более двух веков был датским владением. Колонизация Гренландии датчанами в XVIII веке велась частными компаниями, а с 1774 года — Королевской гренландской торговой компанией. С 1795 года компания имела особый флаг: в крыже датского государственного флага изображались два скрещенных эскимосских гарпуна, символизировавших местное население и его занятия, а в центре креста — первые буквы датского названия компании. Когда Гренландия стала в XIX веке датской колонией, этот флаг (без буквы) стал (с 1846 года) официальным колониальным флагом и просуществовал до ликвидации колониального статуса в 1953 году. С этого времени Гренландия находилась под датским флагом. В 1979 году страна добилась широкой автономии, а шесть лет спустя, после широкого конкурса и многолетней дискуссии, был принят собственный флаг.
Согласно официальной символике, он изображает яркое солнце, сияющее на фоне вечных снегов и льдов Гренландии. Красный и белый цвета не только символизируют солнце и льды со снегами, но и означают неразрывные связи с метрополией, повторяя цвета датского флага. Символика связана и с национальным праздником Гренландии, когда впервые был поднят флаг, — днем летнего солнцестояния 21 июня. Считается, что рисунок флага является символом национальной и культурной самобытности Гренландии.
Действительно, отказ от пропагандировавшихся последнюю четверть века вариантов скандинавского креста, (наиболее распространенным был белый крест на зеленом полотнище, напоминающем о названии страны «зеленая страна», которое дали открывшие ее для европейцев викинги) — говорит о многом. Наряду с принятием эскимосского вместо датского в качестве государственного языка, новым официальным названием страны «Калааллит-Нунаат» (по-эскимосски «страна людей») и выходом Гренландии из Европейского Сообщества (в отличие от Дании) это символизирует самостоятельный внутри — и внешнеполитический курс гренландских властей. Выбор круга, а не креста в качестве главной эмблемы также говорит об ориентации на символику коренного населения. Кстати, многие северные народы — от саамов Скандинавии до якутов и чукчей России в качестве национальных символов используют именно различные варианты круга. Возможно, на выбор расцветки и рисунка гренландского флага повлиял и флаг одной из местных партий, боровшихся за автономию, — красное полотнище с белым кругом, внутри которого изображен красный силуэт чайки. Сторонники же независимости Гренландии выступают под зеленым флагом с изображением белого медведя.
Именно белый медведь, но на синем щите, является официальным гербом Гренландии, известным с начала XIX века. Медведь символизирует не только фауну острова, но и его расположение в полярных широтах, и природно-климатические условия. Синий цвет щита обозначает омывающие Гренландию Атлантический и Северный Ледовитый океаны.
Ю.Курасов
История одного флага
Фамильные реликвии и ценности, бережно хранящиеся в семье и переходящие от поколения к поколению, никогда не исчезают бесследно. Они обязательно возвращаются к жизни. Одно из свидетельств этого: история бело-сине-красного Российского флага, одной из реликвий нашей семейной коллекции.
События, происшедшие в 1990 году, вызвали у меня желание узнать: почему государство, обретшее новый статус, сохраняло прежний флаг. Неужели за долгие десятилетия мы начали забывать наши исторические корни?
Долгие часы я посвятил изучению документов о Российском флаге. Вновь и вновь сопоставлял факты, собранные известными российскими историками, учеными, писателями, поэтами, среди которых были и Николай Карамзин, и Иван Дмитриев...
Первое упоминание о Российском флаге появилось в 1668 году во времена царствования Алексея Михайловича, отца Петра I, когда стремительно начала развиваться торговля с зарубежными странами. Царь Алексей Михайлович отдал приказ: «...строить корабли для охраны торговых караванов». В небольшом селе Дединово, что на берегу Оки, спешно собрали мастеровых людей из близлежащих деревень, и вскоре был построен корабль «Орел». Капитаном его назначили Бутлера, который, как отмечалось во многих исторических документах, отличался нравом педантичным и суровым. Он первым обратился к государю с вопросом: под каким же флагом выйдет корабль? «...Которого государства корабль, того государства бывает и знамя», — не преминул заметить Бутлер. Но собственно государственного знамени еще не было.