Вокруг света на мотоциклах

МакГрегор Эван

«Мою GPS кто-то переключил на внедорожный режим, – рассказал ему я. – Вот почему она не работала».

Чарли даже не потрудился снять шлем. Он покачал головой и закричал: «Ты, конечно, молодец! Сидишь тут на дороге и ждешь, пока я проеду мимо, а потом отзываешь назад, типа „у меня кто-то GPS переключил, вот ужас-то“. Кто, ты думаешь, кроме тебя мог это сделать? Обожаю эту твою милую черту – всегда винишь кого угодно, только не себя. Знаю, ты сейчас наверняка думаешь: „Это Чарли ковырялся в моей GPS“. Так и слышу эти твои мысли. Вот смеху-то. „Кто-то копался в моей GPS!“ Ха!»

Было непонятно, всерьез это он говорил или чтобы подразнить, но я уже сильно проголодался – поэтому сосредоточился на поиске ближайшего места,

где можно поесть.

Небо было серым, вдалеке виднелись горы. Мы остановились в придорожной закусочной под городом Бойнице. Я прогнал с бензобака огромного мохнатого паука, посчитав его добрым знаком, подписал несколько открыток и получил удовольствие от обеда в обществе Чарли и Клаудио. Поев, мы достали сигареты – я оказался не способен ограничиться одной сигареткой после обеда и вернулся к прежней норме «пачка в день». Дальше мы стали решать, куда ехать дальше, и в итоге заехали к замку неподалеку от Бойнице. Там с удивлением обнаружили группу английских туристов, а потом удивились еще больше, когда одна девочка достала DVD с «К черту любовь!» и попросила меня его подписать. А потом мы отправились к родителям няни детей Клаудио, и в одном из городов на пути к ним сняли номер в гостинице.

ЧАРЛИ: Мы уехали рано утром, дорога шла по сельским районам Словакии; иногда начинался сильный дождь. Как и Чехия, Словакия производила впечатление небогатой страны, тут было много полей и огородов, пожилые люди одевались традиционно. Туризм в Словакии не очень развит, но иностранцам никто не удивляется. Почти все, с кем мы разговаривали, могли изъясняться на английском.

Два раза нам повстречались мотоциклисты, специально поджидавшие нас на обочине дороги. Проезжая мимо, мы махали им, а они тут же надевали шлемы и ехали следом. На ближайшем светофоре мотоциклисты вставали рядом, чтобы поговорить. Это было немного странно, но в то же время очень мило: люди читали про нас в газетах и теперь сворачивали со своего пути, чтобы проехать вместе пару километров. Эван загрустил. Он сказал, что по телефону у жены сегодня утром был печальный голос, а он не мог ее развеселить, потому что тоже скучал. Накануне я чувствовал себя точно так же, когда звонил Ойли. Было слышно по голосу, что она ужасно скучает, и мне сразу же захотелось домой. Та гадалка в Праге была права, ведь я действительно тоскую по дому больше, чем думал. Наверно, не надо было говорить о ней так пренебрежительно. Я скучал по жене, детям. И еще скучал по обычной жизни, всем тем вещам, которые воспринимаешь как нечто само собой разумеющееся. Я поговорил и с Кинварой, старшей дочерью. Она спросила, как долго меня еще не будет. «Три месяца», – ответил я. «Как же долго. Пока всего одна неделя прошла», – сказала она, и меня сразу потянуло домой.

Мы поехали дальше, повернув на юг от шоссе 66 к Турне. Дорога шла мимо деревень, в которых дома, казалось, не ремонтировались и не красились годов этак с двадцатых, людей не было видно – только несколько пьяных, спотыкаясь, ковыляли по дороге. Они были настроены дружелюбно, но на лицах ясно читались последствия десятилетий, прожитых в бедности и под притеснением. Иногда нам встречались совершенно брошенные поселения и городки – города-призраки, построенные рядом с заводом, который теперь уже не работает. Окружающие их поля летом жестоко палило солнце, весной топили дожди, а осенью и зимой морозили снег и лед. Если на пути все же попадались какие-то люди, они тут же бросали все дела и глазели на нас. «Мы тут как инопланетяне», – сказал мне Эван по радио в одном из таких случаев. А потом был поворот, и на выезде из леса мир будто бы раскололся пополам: справа раскинулась потрясающая панорама – долины и горы, протянувшиеся на десятки миль.

Поздно вечером мы приехали в маленький городок Турня-над-Бодвоу, построенный вокруг большого цементного завода, и Клаудио отвел нас в дом родителей няни его детей. Это был большой дом с террасой, и за ним имелся огород, где росли всякие овощи. Саба Капоштас напоминал седого Джека Николсона, а у его жены Марии было очень доброе лицо с сияющей улыбкой, и она прекрасно знала английский. «Я язык в школе учила, – сказала она, – вот только возможности куда-нибудь съездить, чтобы поговорить по-английски, у меня не было».

Это удивительные люди, совершенно независимые: они держали кур и свиней на колбасу и ветчину. Эван наконец-то повеселел. «Такой милый дом, – сказал он. – Такие теплые, гостеприимные люди».

Дом и огород Эвану очень приглянулись. Ему понравилась сама атмосфера этого места, доброта и искренность хозяев, которые с распростертыми объятиями впустили, по сути, совершенно незнакомых людей в свою жизнь.

Мария приготовила на ужин традиционные словацкие блюда: острый томатный суп с паприкой, свиную отбивную из мяса собственных животных и пирог. «Мой муж такую еду обожает, – сказала она. – Ешьте побольше. Завтрак будет только утром».

«Золотые слова», – сказал Эван.

Пока мы ели, Мария показывала семейные фотографии, рассказывала о пятерых своих детях и о том, как они всей семьей работали на цементном заводе. Еще она сказала, что у нее есть семидесятилетний друг по переписке из Эдинбурга. Они общаются уже тридцать лет, но еще ни разу не встречались.

После ужина Саба, хитро улыбаясь, поманил нас вниз и завел в гараж. Там он переставил свою «Ладу» к дверям, и стала видна лесенка, ведущая в подпол. Мы протиснулись сквозь маленькую дырку в бетонной стенке и оказались в просторном подвале, который этот хозяйственный человек обустроил прямо под домом. Вдоль стен стояли дубовые винные бочки, увешанные медалями, которые он получил за красное и белое вино из урожаев собственного виноградника. И это еще не все. Весь свод был уставлен бутылками домашнего фруктового и пшеничного шнапса, коньяка и яблочного сидра, и каждый напиток можно было продегустировать.

«Ну ничего себе! – прошептал мне Эван. – Нет такого алкогольного напитка, который бы он не производил. Если здесь зажечь спичку, на воздух взлетит вся страна».

Саба с гордостью продемонстрировал колодец, который сам выкопал, чтобы не таскать воду от городской колонки, – на это у него ушло пять лет. Колодец был каменный, глубиной футов 12, и воды в нем было футов 5 – ею он поливал огород. Потом мы вернулись в дом, уселись на кровать, и Саба стал показывать нам фотографии своей дочери Каролины и рассказывать разные истории из ее детства. Именно она работала няней у Клаудио.

Утром мы съели приготовленный Марией завтрак, и они с Сабой повезли нас на машине смотреть городок. Показали школу, в которой учились, фрески в местной церкви, брошенные дома с окнами без стекол и даже без рам, которые, по всей видимости, были украдены цыганами.

«Мы, словаки, много и тяжело работаем, чтобы обустроить свою страну», – говорил Саба, а его жена переводила. «А этим цыганам только бы песни петь да плясать, и больше ничего», – неодобрительно добавил он. Мы с Эваном переглянулись на заднем сиденье. Нам этот образ жизни казался вполне нормальным, и было неприятно, что к несчастному кочевому народу везде так нетерпимо относятся.

В конце концов, мы распрощались с приветливыми хозяевами и поехали дальше к границе, надеясь на этот раз обойтись без проблем. Два часа спустя Словакия была позади, и осталось только дождаться разрешения на въезд на Украину. Вдруг подбежал Расс с сообщением от Сергея, нашего русского связного.

«Так, дело вот в чем, – сказал Расс. – Таможенники принимают только оригиналы регистрационных документов на транспорт, а у нас ксерокопии. Оригиналы есть у BMW и „Мицубиси“. Если здесь не пропустят, единственное, что останется – поворачивать обратно, потом ехать на север в Польшу, а потом через Белоруссию и Россию – в Казахстан».