Волчата голодны всегда
Шрифт:
– На каких машинах в течение полугода меняли резину? – уклонился от прямого ответа Фролов.
– Да почти на всех, – иронично усмехнулся Кузьма. – Вот я и говорю: все не тех, кого надо, подозреваете.
– Скажите, Кузьма Сергеевич, в тот день, когда пропали родители Николая, что на них из украшений было надето? – уже взявшись за ручку калитки, поинтересовался капитан полиции.
– Мэр не любил «цацок», он даже обручального кольца не носил, – охотно, словно ожидая этого вопроса, стал рассказывать Обносов. – Исключение – дорогие швейцарские часы из благородного металла. В тот день у него были часы тысяч на пятьдесят долларов.
– Вы бы их узнали? – отреагировал Фролов.
– Легко, – с готовностью ответил мажордом.
К полудню капитан Фролов был уже у штаба омсовцев, которые съезжались на обеденный перерыв, паркуя свои машины в одном месте. Оперативнику понадобилось десять минут, чтобы отыскать нужный ему рисунок на протекторе «Нивы». Сомнений не оставалось никаких: эта машина принадлежала бригадиру отряда молодежной самообороны Дмитрию Хлыстову. Уже к вечеру, после его рапорта, было решено провести опознание найденных у Хлыста часов и крестика. В опознании принимал участие Обносов и сын пропавших супругов Малахитовых Николай.
– Это крестик моей мамы, – побледневшими губами подтвердил Ник, переводя изумленный взгляд на Обносова.
– Да, это Лидии Семеновны вещица, – согласился Кузьма Сергеевич, – а часы Ивана Николаевича. Золотые, вместе с браслетом граммов сто пятьдесят весят. Значит, эти утопленники и есть родители Николая?
– С чего вы решили? – удивился полковник Нефедов, присутствующий на важном следственном действии.
– Ну, я так понимаю, что их нашли на утопленниках, – уверенным тоном предположил управляющий.
– Нет, эти изделия были изъяты у гражданина Хлыстова, который заявил, что они принадлежат ему, – ошарашил своим известием полковник.
– У Хлыста! – непонимающе вскрикнул Ник и вопросительно посмотрел на мажордома.
Этот взгляд не ускользнул от опытных глаз опера. «Словно хотел спросить у управляющего отчета», – мысленно подметил капитан.
– Таким образом, – обвел всех присутствующих горделивым взглядом Нефедов, – дело об убийстве мэра и жены, уверен, будет скоро раскрыто.
– Выписывать постановление на арест Хлыстова? – поинтересовался следователь.
– Да, и первый допрос с этим мерзавцем я проведу лично! – Начальник явно не хотел упускать лавров победителя.
Сев в машину, Николай первым делом нажал кнопку стеклоподъемника, отгораживающего салон от водителя и телохранителя.
– Не переживай, Ники, – опережая негодование хозяина, начал оправдываться Кузьма, – я сейчас подключу нашего адвоката, и он моментально вправит мозги твоему бригадиру.
– Мне непонятно, почему он утверждает, что эти вещи его? – продолжал удивляться такой выходке своего верного соратника Малахитов. – И почему они были у него, а не на телах моих родителей?
– Сам не знаю, – пожал плечами Обносов. – Может, он снял их с трупов и попытался прикарманить?
– А вот это скорее всего, – согласился Ник. – Ну, тогда ему ничего не грозит. Борисенков выстроит ему неоспоримую позицию, и он завтра же будет на свободе. – Он промолчал, затем почти про себя прошептал: – Странно, что среди ювелирки не было заколки для галстука и запонок моего отца. Ты же помнишь, какой у него был комплект с алмазами по полтора карата на каждом изделии.
– Да и у матушки твоей был дорогой изумрудный комплект с брюликами, – кивнул мажордом и вздохнул почти соболезнующе.
Николай хмыкнул и внимательно посмотрел ему в глаза, впервые заподозрив его в мародерстве.
– И не думай, – догадавшись о мыслях молодого хозяина, горячо возмутился Обносов, – я что, нищий детдомовец? У меня от наркоты даже тогда денег было несколько сот тысяч долларов. Это Хлыст твой любимый ободрал их, как новогоднюю елку, а засыпался лишь на этих двух изделиях.
– Я разве чего сказал? – усмехнулся Малахитов, вспоминая известную поговорку: «На воре шапка горит…»
К визиту адвоката Борисенкова Фролов подготовился как полагается, поставив в комнату для свиданий подслушивающий «жучок». Капитан не сомневался, что в разговоре с адвокатом Хлыстов прояснит все недостающие моменты. Первым в комнату вошел Борис Семенович Борисенков. Сказать, что адвокат был зол, это значит не сказать ничего. Он был в ярости. Однако это его внутреннее состояние никоим образом не проявлялось в спокойном и уверенном внешнем виде. Следом в комнату завели арестованного. Как только конвойный полицейский закрыл дверь, Хлыст упал на колени и стал жалостливо вымаливать у адвоката прощение за свой «косяк».
– Простите, Борис Семенович, черт меня попутал! Первый раз ослушался ваших инструкций и вот вляпался, – выпрашивал снисхождение к своему поступку бригадир омсовцев.
– От кого от кого, а от тебя не ожидал, – жестким тоном произнес Борисенков.
– Я им ничего не сказал, – выдал последний аргумент в свою пользу Хлыст, – все, как вы учили. Ни слова без адвоката, и про свои конституционные права.
– Главную глупость ты уже совершил, – перебил его адвокат, хотя нотки его голоса стали немного помягче. – Иди сюда, вот ручка и бумага. Нас могут слушать, поэтому будем писать. Надеюсь, хоть это ты умеешь…
Фролов с досадой грохнул о стол бесполезным сканером, через который он прослушивал их разговор. Сидящий рядом опер следственного изолятора недоуменно поднял брови.
– Поосторожней, капитан, служебное оборудование.
– Сколько раз просил, оборудуйте хоть одну комнату для свиданий видеокамерой с приближением, чтобы можно было читать переписку, – продолжал злиться Андрей Фролов.
– Все, что по смете получили, ушло на оборудование двух камер, где особо опасные сидят, – пожал плечами сотрудник изолятора.